— Виталий Константинович, будут ли какие-то траурные мероприятия на десятилетие катастрофы?
— Да, они пройдут 1 и 2 июля на месте трагедии. Все организовали местные власти. Они прислали приглашения родителям погибших детей. Те позвонили мне из Уфы. Я, конечно, тоже изъявил желание поехать и подал документы на визу. Дадут или нет, пока не знаю. Возможно, мне после всего, что случилось, въезд в Европу ограничен.
— С денежной компенсацией чем дело закончилось? Все полностью ее получили?
— Я без понятия. Все или нет — не знаю. Никогда не интересовался этим вопросом. Лично я подписал по настоянию старшего брата какой-то документ, еще когда меня судили: деньги пошли на покрытие издержек суда и прокуратуры. Я говорил тогда, что мне это не поможет, но не смог отказать старшему брату.
— После вашего освобождения из швейцарской тюрьмы у вас были какие-то контакты со «Скайгайдом»?
— Со «Скайгайдом» не было, но из суда мне прислали письмо о том, что я должен швейцарскому государству 150 тысяч швейцарских франков за свое содержание в тюрьме.
— Вы их заплатили?
— Даже если бы у меня были такие деньги, я бы их отдал в детские дома или еще куда-нибудь, но только не в Швейцарию.
— Какой эпизод из вашей прежней семейной жизни чаще всего вспоминается?
— Не один эпизод. Вся моя семейная жизнь — это было хорошее время. Но особенно я был счастлив в те дни, когда родились мои дети…
— Тогда, десять лет назад, когда вы ждали самолет с семьей, у вас были дурные предчувствия?
— Когда человек встречает свою семью после долгой разлуки, у него не бывает никаких предчувствий, кроме радостных. Я не верю ни в предчувствия, ни в знаки свыше. Я теперь верю только своим глазам. После того, что произошло, я поссорился с богом.
— Если бы вы не отомстили Нильсену, ваша жизнь пошла бы по-другому?
— Не думаю. От того, что я его убил, мне легче не стало.
— Он вам снится?
— Нет.
— Хоть один человек вам сказал в лицо, что вы тогда поступили неправильно?
— Только прокурор на суде. Даже в швейцарской тюрьме я ни от кого не слышал осуждений или упреков. Когда меня через два года заключения перевели на общий режим, и я вышел на прогулку в тюремный двор, почти все, кто там был, подошли и выразили мне свое уважение.
— У вас остались друзья среди тех людей, с которыми вы сидели в тюрьме?
— У меня никогда не было друзей среди заключенных. Те, с кем я сидел, в основном были осуждены за сбыт наркотиков или подобные дела. Какие у меня могут быть друзья среди них? Но, когда человек попадает в такую среду, он, хочет или не хочет, как-то отношения выстраивает. Многие там сидели по дурости, по молодости…
— О чем вы чаще всего думали и мечтали в неволе?
— У меня тогда никаких иллюзий в жизни уже не осталось. Ни о чем не мечтал, ничего не делал. Было только одно желание — прийти на могилу моей семьи.
— Вы сказали, что поссорились с богом. А с законом?
— У меня никогда не было противоречий с законом.
— В Петербурге в последние годы было немало случаев, когда люди получали реальный срок за какую-нибудь ерунду, а за убийство — только условный. Имеет ли право человек покарать преступника, если закон, как ему кажется, не сделал этого?
— Жизнь сложнее закона. Я скажу про себя: я исчерпал все возможности добиться справедливости законным путем. Я думаю, каждый человек в подобной ситуации имеет право вершить справедливость своими руками.
— Как относитесь к гуманизации законодательства?
— Гуманизация, конечно, нужна. Следствие и суд должны определять, встанет человек на путь исправления или нет. Конечно, ошибки не исключены, но в большинстве случаев это возможно предвидеть. К кому-то можно более снисходительно отнестись, а к кому-то — наоборот. Недавно во Владимирской области похитили и убили ребенка. За такое преступление в Швейцарии, по их Уголовному кодексу, могут формально дать всего 5-6 лет. Но при этом к приговору может быть сделано примечание (не помню, как точно оно называется). Пока эту приписку не уберут, человек не выйдет из тюрьмы, даже отсидев свои 5-6 лет. Я видел там людей, которые отмотали по три своих срока. Но никто из должностных лиц не брал на себя ответственность за их освобождение — то есть за то, что, отсидев, он снова не совершит нечто подобное.
— Сегодня у многих россиян сложное отношение к Кавказу. Почему вдруг появилось взаимонепонимание между людьми разных национальностей?
— Я считаю, обстановку искусственно накаляют. Уж не знаю почему. Говорят вот, что на Кавказе — коррупция. Но в России она в 50 раз больше, чем у нас. Не надо отделять Кавказ от других регионов России. На Кавказе живут такие же люди, как и везде. И закон здесь такой же, как и в остальной России.
— Что, по-вашему, нужно делать, чтобы межнациональная напряженность в обществе не росла?
— Надо вспомнить недалекое советское прошлое. Любой человек тогда мог где угодно жить, отдыхать и работать. И безопасно было и днем, и ночью… Я думаю, надо просто перенять тот опыт и ничего не выдумывать.
— В советское время в школах 1 сентября были «уроки мужества». О чем бы сказали детям, если бы вас пригласили на такой урок?
— Я попросил бы, чтобы они соблюдали лучшие традиции своих народов. Чтоб всегда уважали человека, стоящего напротив. И прежде чем сказать ему что-то обидное, подумали: а стоит ли это делать?
Я скажу вам так: детей надо не наставлять, а приобщать. К обычаям, к традициям, к неписаному кодексу поведения. Все это закладывают семья, школа, а еще улица. У нас принято считать, что улица портит человека. Нет, она тоже воспитывает.
— Вы на посту заместителя министра строительства и архитектуры чем сейчас занимаетесь?
— Я занимаюсь республиканскими инвестиционными программами.
— В Южной Осетии тоже строите?
— Раньше строили. Но сейчас они создали уже свои структуры и сами все делают. Впрочем, когда просят о какой-то помощи, мы им и сегодня ее оказываем.
— Как там вообще обстановка сейчас?
— Да там почти всегда в плане безопасности нормальная обстановка была. Ну за исключением периода, предшествующего войне в августе 2008 года, когда шли все эти обстрелы и провокации со стороны Грузии. Люди в Южной Осетии законопослушные и спокойные, все они хотят стабильности и работы. И очень надеются на поддержку России. Ну а то, что совсем недавно происходило, — обычная предвыборная борьба…
— Что вам сейчас доставляет радость в жизни?
— Работа. Она отвлекает, захватывает. Я ей полностью отдаюсь. Получаю очень много просьб и обращений от людей. И не только по строительным делам, но и по житейским вопросам. Кого-то нужно проконсультировать, кому-то оказать помощь. Когда получается помочь человеку, становится приятно на душе.
— Вы не думали о том, чтобы создать новую семью или усыновить ребенка? Ведь можно подарить счастье себе и другим, не предавая погибших.
— Жизнь есть жизнь. И я тоже не исключаю, что когда-нибудь снова обрету семейное счастье.
