Чертиновы (изначальная фамилия была Чертины) — казаки. Первые упоминания, которые я нашел о них, относятся к 17 веку. К станице Михайловской на реке Хопре. Дух захватывает от того, как мой казачий род расселялся и дробился. И фамилия оказалась представлена сразу в нескольких казачьих войсках — Донском, Терском, Кубанском и Астраханском. Из Михайловской — они двинулись по Хопру и Дону на реку Медведицу. Там Чертиновы жили в станицах Малодельской, Раздорской, Островской и хуторах близ станицы Березовской (это все Верхний Дон). Многие из них были староверами. На кладбище в Малодельской — могилы Чертиных находятся в самой старой староверческой части.
Из Михайловской же станицы одна семья переселилась в соседнюю Новохоперскую крепость. Это бывшая станица Пристанская. А может, Чертиновы изначально в ней жили, да сбежали в соседнюю Михайловскую. Потому что Пристанская была одним из центров Булавинского восстания (как впрочем и Разинского). Петр Первый распорядился ее уничтожить. Из Новохоперска Чертиновых в составе Хоперского полка в 18 веке переселили на юг. Сначала полк основал город Ставрополь, а потом казаков-колонистов перебросили дальше — в предгорья Кавказа. Чертиновы оказались среди тех, кто основал станицу Суворовская на реке Куме — это между Ессентуками и Черкесском (бывшей станицей Баталпашинской все того же Хоперского полка). Кстати, хоперцев считали самыми «окавказившимися» казаками Кавказской линии. А еще перед переселением на Кавказ к ним приписали 208 «крещеных персиян» и семерых уроженцев Средней Азии. И фамилии в станице были еще те: Асановы, Жендубаевы, Смаиловы, Туркменовы, Касымовы, Бахтияровы.
Через сад Чертиновых по реке Дарье в станице Суворовской проходила граница между Терским и Кубанским войском. Помимо Суворовской Чертиновы жили и в станице Ессентукской и в Пятигорске.
Ну а часть тех, что остались среди донских казаков, потом мигрировали по Волге под Астрахань в станицу Ветлянская и вошли в состав Астраханского казачьего войска.
Когда мы уезжали из станицы Михайловской, я вдруг увидел в зеркале заднего вида потрясающий закат. Так станица прощалась с нами. Мы остановились, вышли из машины и не могли налюбоваться зрелищем, фото не может передать и десятой доли открывшейся нам красоты.
Станица Островская и ее окрестности. Здесь разворачивается действие моего романа «Воскрешение Лазаря».
Хутор Киреев Станицы Островской.
Игрища — дно древнего моря. Уникальное место вблизи хутора Киреев (о нем тоже идет речь в моем романе).
Станица Ветлянская Астраханской области
По материнской линии мои предки — жители Русского Севера. Среди них много священников.
Вот эти места:
Прапрадед Виталий Попов был сначала учителем в Онеге.
А потом священником в поморских селах Тамица, Нименьга и Ворзогоры.
Моя бабушка родилась в 1912 году в Териберке (это Мурманская область).
Сам я родился в Казахстане — в городе Кзыл-Орда.
Яркое воспоминания детства — аттракцион «Гонки по вертикали». Павильон ставили где-то возле рынка и реки Сырдарья. Мотоциклисты носились по стенам. Захватывающее зрелище.
В детский сад пошел в Умбе на Кольском полуострове.
Самые яркие воспоминания:
1. Звезды на небе. Они почему то казались очень большими.
2. Морские звезды и медузы на берегу Белого моря. Наш дом был недалеко от воды. Я собирал эту морскую живность в тазик и потом дома любовался ею.
3. Однажды увидел, как старшие мальчишки и девчонки заснули котенка в поленницу дров. Уж не знаю зачем. Была зима. Он бы замерз. Когда ребятня ушла, я достал котенка и отнес домой. Он стал жить у нас. А дети во в дворе меня после этого очень уважали.
4. Бабушка везет меня на санках из детского сада. Однажды во время такой поездки я, обуреваемый любовью и благодарностью к бабушке, сказал ей: «Когда я вырасту, куплю тебе большой пуховый платок». Вырос и не купил.
В школу я пошел в Апатитах. Мне кажется, как личность я формировался именно там. Много всего было впервые. Я порой совершал такие поступки, которым потом не переставал удивляться.
Однажды мы стояли с мамой на остановке. А я, почему-то решив, что очень быстро бегаю, задумал перебежать перед проезжавшим мимо грузовиком. И рванул. Я успел перебежать — грузовик с визгом затормозил. Водитель заорал матом. Бедная моя мама. Она не ожидала от меня такого. Да я и сам от себя не ожидал.
Помню старьевщиков, которые иногда приходили и собирали всякий хлам, а взамен давали нам, детям какие-то нехитрые игрушки. Помню, как мы выпрашивали звездочки у солдат из располагавшейся неподалеку воинской части, и однажды мне улыбнулась удача — какой-т солдат подарил мне звездочку со своей пилотки. Однажды отец откуда-то принес нам с сестрой по пластику жевательной резинки. Это была диковинка. Помню, пацаны во дворе просили у меня ее пожевать уже жеванную.
В Апатитах я впервые попробовал алкоголь. Под батареей в комнате стояла батарея бутылок, выпитых отцом. На их донышке оставались какие-то капли. Однажды я решил попробовать эти остатки. Помню, то, что было в бутылках из-под вина, мне понравилось, а вот остатки водки были настолько горькими и противными, что у меня появилось ее неприятие на всю жизнь.
В Апатитах на моих глазах машина задавила нашу собаку Рекса. Это был дурной пес-подросток, для которого отец смастерил пристройку к сараю. Мы пошли с ним гулять. Рекс перебежал дорогу, я стал звать его обратно. Он весело рванул ко мне и в этот момент его сбил большой самосвал. Помню, как Рекс кувыркался под его днищем. Самосвал даже не остановился. Если бы я не позвал Рекса, он остался бы жив.
Возможно, после этого случая я стал из небольшого примыкавшего к дороге леска периодически кидаться камнями в проезжавшие мимо машины. Это продолжалось до тех пор, пока меня не заметил какой-то взрослый мужчина и не сказал, что я этими своими обстрелами могу кого-нибудь убить.
В Апатитах орудовал маньяк. Убивал детей, при этом выкалывал им глаза. Однажды мы с ребятами и сестрой играли в прятки недалеко от местного ПТУ. И вдруг сестра пропала. Нигде не могли найти. Я подумал, что ее утащил маньяк. Заливаясь слезами, громко рыдая, я побежал домой. Открываю дверь, а сестра — дома. Какое же это было счастье!
Это лучший фильм, который я посмотрел за последние несколько лет. Случайно наткнулся в интернете на видео-экскурсию по заброшенной школе на Кольском полуострове. И кому пришло в голову снять такое! Это Апатиты, поселок Молодежный. Поселок теперь тоже заброшен, все дома посносили. А когда-то здесь кипела жизнь. Здесь была ударная комсомольская стройка. На улицах поселка можно было встретить много детей, одним из которых был я. Это моя школа. В эту школу я пошел в первый класс. У нас у всех были ранцы и одинаковая серая форма из грубой ткани. Рядом со школой был клуб, куда мы ходили в кино. Запомнились названия лучших фильмов: «Часы капитана Энрико», «Червен и Мюсак», «Кто украл Луну». Последний был настоящим фильмом ужасов. При появлении великана я так испугался, что спрятался под стул.
Между школой и клубом была крутая горка, с которой зимой мы катались на картонках и санках, а старшие парни и взрослые мужики лихо с разбегу съезжали прямо на ногах в кирзовых сапогах. Я однажды тоже на такое решился. Съехал и не упал.
В коридорах школы мы устраивали гонки самодвижущихся деревянных катушек из-под ниток. Нас научили их делать на уроке труда. В коридорах раз в неделю нас, провинциальных детей за деньги, собранные с наших родителей-работяг, учил танцам хореограф-халтурщик из Ленинграда. Запомнил его звучное имя — Юрий Фор. За год он разучил с нами целых два танца — «Летку-еньку» и «Танец конькобежцев». Лучшей паре после каждого занятия Фор вручал переходящий значок в виде лиры. Один раз я тоже его получил и целую неделю счастливый носил на школьном пиджаке. А в конце учебного года Фор выписал всем нам одинаковые, сделанные с помощью копировальной бумаги, убогие похвальные листы.
Со школьным спортзалом и школьной столовой у меня связаны драматичные воспоминания. В спортзале проводился новогодний праздник, к которому мама выучила меня танцевать лезгинку. Если бы я выступил с этим номером, получил бы приз. Сам директор школы должен был мне аккомпанировать на баяне. Но я застеснялся, и в последний момент к разочарованию мамы танцевать отказался. И потом очень жалел. А в столовой со мной и вовсе случилось происшествие, о котором говорила вся школа. Там я при всех в первый раз в жизни упал в обморок. Даже не успел почистить вареное яйцо, которое нам давали на завтрак. В глазах потемнело, я понял что сейчас упаду, думал, что умираю. Уже ничего не видя, падая, боком побежал в сторону нашей учительницы с криком «Марья Ивановна!». И она успела меня поймать. Очнулся в коридоре на лавке от запаха нашатыря. Вокруг собралась толпа. Мне было стыдно.
Зато в нашем классе я лучше всех читал и быстрее всех бегал. А еще в параллельном классе училась Лена Михайлова — девочка, в которую я был влюблен. Я проучился в этой школе чуть меньше двух лет, потом мы уехали в другой город. Это были последние два года, когда мои родители были вместе. Эта школа столько всего мне дала. Первые победы и поражения, первую любовь, даже смерть и воскрешение)) Настоящая школа жизни! Поэтому для меня этот ролик лучше любого киношедевра. Это самый грустный фильм, который я когда-либо видел.
Из Апатитов мама увезла нас с сестрой в столицу Северного флота — закрытый город Североморск. Сделано это было потому, что, во-первых, в закрытый город не смог бы за нами приехать отец, а, во-вторых, в Североморске у нас были родственники. В этом маленьком уютном городке прошли мои детство и юность.
Сегодня в Петербурге на день флота проводятся военно-морские парады, и многие жители съезжаются посмотреть на корабли. Я с иронией отношусь к этому зрелищу. Потому что я вырос в городе, где базировался настоящий флот — много больших кораблей у причалов, крейсера и авианосцы на рейде. По сравнению с кораблями моей юности те, что участвуют в теперешних парадах, кажутся мне игрушечными.
Мама работала в школе. Почти все мои одноклассники были детьми военных. И, конечно, я жил едва ли не беднее их всех. Главным блюдом на нашем семейном столе была жаренная картошка.
Яркое воспоминание — очередь за мясом. С мясом тогда, во второй половине 70-х, было туго. В Североморске по определенным дням его продавали в определенных магазинах. Мне приходилось стоять в длинных очередях в ожидании начала его продажи. Мы, дети, в очереди нужны были еще потому, что продажи были ограничены — определенное количество килограмм на члена семьи. И какая же радость была, когда подходила твоя очередь. С тех пор у меня осталось благоговение перед кусками мяса на прилавках. Они кажутся мне красивыми.
Еще одно сильно североморское воспоминание — это… Артек. Мы всем классом дважды ездили в этот знаменитый всесоюзный пионерлагерь. А перед этим — еще дважды на летние сборы. А все потому, что мы дважды становились лучшим спортивным классом Мурманской области в соревнованиях «Старты надежд», ежегодный финал которых проходил осенью в Артеке. Это показательная история. Она о том, что никогда не надо отчаиваться и переставать верить в успех. Принцип отбора на «Стартах надежд» был простым. Соревнования проходили в двух категориях — для 5-6 и для 7-8 классов. Классы всех городов ( и даже сел!) всего СССР соревновались в нескольких видах (бег на 60 метров, прыжки в длину, метание, кросс, стрельба, подтягивания-отжимания, плавание, эстафета, а у нас на Севере на отборочном этапе были еще и лыжные гонки). Класс, показывавший лучший суммарный результат в своем регионе, ехал в Артек на финал. Сначала, соревнуются классы внутри школы, для победителей школ устраиваются соревнования на уровне района. А потом сравниваются результаты районных классов-победителей по всей области. И вот представьте, на первом же районном этапе — стрельбе — наш 6-й «В» показывает очень плохой результат (уже не помню, какое место мы заняли, но точно даже в тройку не вошли. Были толи пятыми, толи седьмыми). Казалось бы об Артеке можно сразу забыть. А вот нет! После этого поражения мы выиграли всё! Даже лыжи! Хотя на севере тогда многие ребята посещали лыжные секции, а у нас в классе таких было лишь двое ( парень и девушка). И при сравнении с результатами других классов Мурманской области, оказалось, что мы лучшие! Правда, еще шестеро наших занимались плаванием (четверо парней и две девушки). В финале в Артеке в категории 7-8 классов мы были тридцатыми. Из 65-ти. А на следующий год, когда в Мурманской области уже были вообще вне конкуренции, наш 8-й «В» едва не совершил чудо и в Артеке. Мы повзрослевшие стали сенсацией. После пяти видов (из девяти) шли на первом месте в общем зачете среди 65 участников. При этом мы, ребята из маленького северного городка, заняли первое место по плаванию, обойдя спецклассы пловцов из Баку и Тбилиси! Но, увы, два последних вида — метание и эстафета с препятствиями — отбросили нас на 9-е место. Нам фатально не повезло. Наши лучшие метальщики, как сговорившись, метнули мячи за коридор и получили «баранки». Если бы это не случилось, были бы в пятерке или даже тройке сильнейших классов СССР.
Почти все мои одноклассники после школы поступили в военные или военно-морские училища. Пошли по стопам своих отцов. Быть военным во времена СССР было престижно. Но мало кто из моих одноклассников прослужил долго. Кто же знал, что начнется перестройка, страна развалится и профессия почти на десятилетие станет ущербной.
После школы я, будучи под впечатлением от фильма «Экипаж», решил стать летчиком гражданской авиации. Приехал в Ленинград. Там, в авиагородке располагался приемный пункт всех гражданских летных и авиационно-технических училищ страны. Но в летное училище меня не пустила медкомиссия — из-за того, что у меня в детстве были легкое сотрясение мозга и перелом руки. В итоге я поступил в авиационно-техническое училище подмосковного города Егорьевска. Оно располагалось в бывшем женском монастыре. Училище тоже тесно связано для меня с понятием родины. В ЕАТУГА съехались парни разных национальностей со всей страны. Кого только не было. Грузины, армяне, азербайджанцы, татары, молдоване, якуты, украинцы-западенцы, выходцы из Средней Азии… Не помню прибалтов. Но зато распределиться после училища можно были в аэропорты Риги и Вильнюса. Однажды нас, нескольких курсантов, сфотографировали для окон фотохроники ТАСС по всей стране. После этого мне писала письма и даже один раз прислала посылку с фруктами молдованка — студентка Кишиневского университета. Словом, наше училище было настоящей школой интернационализма. И вообще жизни. В том числе учило не самым лучшим ее проявлениям. Например, пофигизму и неподчинению. Больше всего у нас было ребят из Москвы и Подмосковья. Кажется, в основном, это шло именно от них: закосить во время работ в совхозе, создать видимость их выполнения, сымитировать болезнь, чтобы попасть в санчасть. Мне пришлось перестраиваться — до училища я был идейным и правильным. Пофигизм этот с одной стороны был здоровой реакцией на дурацкие приказы наших офицеров (а дури от них хватало). Но с другой стороны, тот, кто косил — перекладывал часть работы на своих товарищей. Помню, однажды на переборке картошки в совхозе мы так запудрили мозги девушке-учетчице, приписывая себе лишние мешки, что у нее случился припадок — пена пошла изо рта. Думаю, этот пофигизм был отражением той фальши, которая характеризовала эпоху застоя 70-80-х годов. Власти пудрили мозги людям давно обесцененными идеалами и мертвыми лозунгами, фальшивой картиной жизни в стране, а народ делал вид, что верит в властям, делал вид, что работает.
И еще одно неприятное открытие того времени — пьянство.
В Североморске не продавали ни водки, ни пива. Только вино. А в училище курсанты пили водку. Нет, даже не пили, а жрали. Массово, раз в неделю. В пятницу вечером, тех кто был родом из Москвы или Подмосковья, либо имел там родственников, отпускали в увольнения. На выходные. Группы курсантов, скинувшись деньгами, ехали на такси в Воскресенск, откуда уходили электрички на Москву. А по пути на такси заезжали в деревню Хорлово, где покупали водку. Я ездил несколько раз на такой электричке. Незабываемое зрелище. Во всех вагонах — гудеж. Все вагоны были забиты нашими курсантами в форме, которые не как-нибудь исподтишка, втихаря, а в открытую пили водку, разложив закуску и стаканы на чемоданчики-дипломаты. И это во время правления Андропова, когда в стране велась борьба с прогулами и пьянством!
Я и сейчас считаю, что мою родину — Советский Союз — погубили не гонка вооружений, не война в Афганистане, не падение цен на нефть, а водка и фальшь.
Жена часто говорит: «И где только у тебя нет родины!» Все верно. Мои предки из разных краев, сам я тоже жил в разных краях. И все вместе эти регионы и территории, с которыми меня связывает что-то теплое и родное, образуют одну большую Родину — Россию. Она для меня не абстрактна, а предельно конкретна. Ну вот посудите сами, откуда я.
Чертиновы (изначальная фамилия была Чертины) — казаки. Первые упоминания, которые я нашел о них, относятся к 17 веку. К станице Михайловской на реке Хопре. Дух захватывает от того, как мой казачий род расселялся и дробился. И фамилия оказалась представлена сразу в нескольких казачьих войсках — Донском, Терском, Кубанском и Астраханском. Из Михайловской — они двинулись по Хопру и Дону на реку Медведицу. Там Чертиновы жили в станицах Малодельской, Раздорской, Островской и хуторах близ станицы Березовской (это все Верхний Дон). Многие из них были староверами. На кладбище в Малодельской — могилы Чертиных находятся в самой старой староверческой части.
Из Михайловской же станицы одна семья переселилась в соседнюю Новохоперскую крепость. Это бывшая станица Пристанская. А может, Чертиновы изначально в ней жили, да сбежали в соседнюю Михайловскую. Потому что Пристанская была одним из центров Булавинского восстания (как впрочем и Разинского). Петр Первый распорядился ее уничтожить. Из Новохоперска Чертиновых в составе Хоперского полка в 18 веке переселили на юг. Сначала полк основал город Ставрополь, а потом казаков-колонистов перебросили дальше — в предгорья Кавказа. Чертиновы оказались среди тех, кто основал станицу Суворовская на реке Куме — это между Ессентуками и Черкесском (бывшей станицей Баталпашинской все того же Хоперского полка). Кстати, хоперцев считали самыми «окавказившимися» казаками Кавказской линии. А еще перед переселением на Кавказ к ним приписали 208 «крещеных персиян» и семерых уроженцев Средней Азии. И фамилии в станице были еще те: Асановы, Жендубаевы, Смаиловы, Туркменовы, Касымовы, Бахтияровы.
Через сад Чертиновых по реке Дарье в станице Суворовской проходила граница между Терским и Кубанским войском. Помимо Суворовской Чертиновы жили и в станице Ессентукской и в Пятигорске.
Ну а часть тех, что остались среди донских казаков, потом мигрировали по Волге под Астрахань в станицу Ветлянская и вошли в состав Астраханского казачьего войска.
Когда мы уезжали из станицы Михайловской, я вдруг увидел в зеркале заднего вида потрясающий закат. Так станица прощалась с нами. Мы остановились, вышли из машины и не могли налюбоваться зрелищем, фото не может передать и десятой доли открывшейся нам красоты.
Станица Островская и ее окрестности. Здесь разворачивается действие моего романа «Воскрешение Лазаря».
Хутор Киреев Станицы Островской.
Игрища — дно древнего моря. Уникальное место вблизи хутора Киреев (о нем тоже идет речь в моем романе).
Станица Ветлянская Астраханской области
По материнской линии мои предки — жители Русского Севера. Среди них много священников.
Вот эти места:
Прапрадед Виталий Попов был сначала учителем в Онеге.
А потом священником в поморских селах Тамица, Нименьга и Ворзогоры.
Моя бабушка родилась в 1912 году в Териберке (это Мурманская область).
Сам я родился в Казахстане — в городе Кзыл-Орда.
Яркое воспоминания детства — аттракцион «Гонки по вертикали». Павильон ставили где-то возле рынка и реки Сырдарья. Мотоциклисты носились по стенам. Захватывающее зрелище.
В детский сад пошел в Умбе на Кольском полуострове.
Самые яркие воспоминания:
1. Звезды на небе. Они почему то казались очень большими.
2. Морские звезды и медузы на берегу Белого моря. Наш дом был недалеко от воды. Я собирал эту морскую живность в тазик и потом дома любовался ею.
3. Однажды увидел, как старшие мальчишки и девчонки заснули котенка в поленницу дров. Уж не знаю зачем. Была зима. Он бы замерз. Когда ребятня ушла, я достал котенка и отнес домой. Он стал жить у нас. А дети во в дворе меня после этого очень уважали.
4. Бабушка везет меня на санках из детского сада. Однажды во время такой поездки я, обуреваемый любовью и благодарностью к бабушке, сказал ей: «Когда я вырасту, куплю тебе большой пуховый платок». Вырос и не купил.
В школу я пошел в Апатитах. Мне кажется, как личность я формировался именно там. Много всего было впервые. Я порой совершал такие поступки, которым потом не переставал удивляться.
Однажды мы стояли с мамой на остановке. А я, почему-то решив, что очень быстро бегаю, задумал перебежать перед проезжавшим мимо грузовиком. И рванул. Я успел перебежать — грузовик с визгом затормозил. Водитель заорал матом. Бедная моя мама. Она не ожидала от меня такого. Да я и сам от себя не ожидал.
Помню старьевщиков, которые иногда приходили и собирали всякий хлам, а взамен давали нам, детям какие-то нехитрые игрушки. Помню, как мы выпрашивали звездочки у солдат из располагавшейся неподалеку воинской части, и однажды мне улыбнулась удача —
какой-то солдат подарил мне звездочку со своей пилотки. Однажды отец откуда-то принес нам с сестрой по пластику жевательной резинки. Это была диковинка. Помню, пацаны во дворе просили у меня ее пожевать уже жеванную.
В Апатитах я впервые попробовал алкоголь. Под батареей в комнате стояла батарея бутылок, выпитых отцом. На их донышке оставались какие-то капли. Однажды я решил попробовать эти остатки. Помню, то, что было в бутылках из-под вина, мне понравилось, а вот остатки водки были настолько горькими и противными, что у меня появилось ее неприятие на всю жизнь.
В Апатитах на моих глазах машина задавила нашу собаку Рекса. Это был дурной пес-подросток, для которого отец смастерил пристройку к сараю. Мы пошли с ним гулять. Рекс перебежал дорогу, я стал звать его обратно. Он весело рванул ко мне и в этот момент его сбил большой самосвал. Помню, как Рекс кувыркался под его днищем. Самосвал даже не остановился. Если бы я не позвал Рекса, он остался бы жив.
Возможно, после этого случая я стал из небольшого примыкавшего к дороге леска периодически кидаться камнями в проезжавшие мимо машины. Это продолжалось до тех пор, пока меня не заметил какой-то взрослый мужчина и не сказал, что я этими своими обстрелами могу кого-нибудь убить.
В Апатитах орудовал маньяк. Убивал детей, при этом выкалывал им глаза. Однажды мы с ребятами и сестрой играли в прятки недалеко от местного ПТУ. И вдруг сестра пропала. Нигде не могли найти. Я подумал, что ее утащил маньяк. Заливаясь слезами, громко рыдая, я побежал домой. Открываю дверь, а сестра — дома. Какое же это было счастье!
Это лучший фильм, который я посмотрел за последние несколько лет. Случайно наткнулся в интернете на видео-экскурсию по заброшенной школе на Кольском полуострове. И кому пришло в голову снять такое! Это Апатиты, поселок Молодежный. Поселок теперь тоже заброшен, все дома посносили. А когда-то здесь кипела жизнь. Здесь была ударная комсомольская стройка. На улицах поселка можно было встретить много детей, одним из которых был я. Это моя школа. В эту школу я пошел в первый класс. У нас у всех были ранцы и одинаковая серая форма из грубой ткани. Рядом со школой был клуб, куда мы ходили в кино. Запомнились названия лучших фильмов: «Часы капитана Энрико», «Червен и Мюсак», «Кто украл Луну». Последний был настоящим фильмом ужасов. При появлении великана я так испугался, что спрятался под стул.
Между школой и клубом была крутая горка, с которой зимой мы катались на картонках и санках, а старшие парни и взрослые мужики лихо с разбегу съезжали прямо на ногах в кирзовых сапогах. Я однажды тоже на такое решился. Съехал и не упал.
В коридорах школы мы устраивали гонки самодвижущихся деревянных катушек из-под ниток. Нас научили их делать на уроке труда. В коридорах раз в неделю нас, провинциальных детей за деньги, собранные с наших родителей-работяг, учил танцам хореограф-халтурщик из Ленинграда. Запомнил его звучное имя — Юрий Фор. За год он разучил с нами целых два танца — «Летку-еньку» и «Танец конькобежцев». Лучшей паре после каждого занятия Фор вручал переходящий значок в виде лиры. Один раз я тоже его получил и целую неделю счастливый носил на школьном пиджаке. А в конце учебного года Фор выписал всем нам одинаковые, сделанные с помощью копировальной бумаги, убогие похвальные листы.
Со школьным спортзалом и школьной столовой у меня связаны драматичные воспоминания. В спортзале проводился новогодний праздник, к которому мама выучила меня танцевать лезгинку. Если бы я выступил с этим номером, получил бы приз. Сам директор школы должен был мне аккомпанировать на баяне. Но я застеснялся, и в последний момент к разочарованию мамы танцевать отказался. И потом очень жалел. А в столовой со мной и вовсе случилось происшествие, о котором говорила вся школа. Там я при всех в первый раз в жизни упал в обморок. Даже не успел почистить вареное яйцо, которое нам давали на завтрак. В глазах потемнело, я понял что сейчас упаду, думал, что умираю. Уже ничего не видя, падая, боком побежал в сторону нашей учительницы с криком «Марья Ивановна!». И она успела меня поймать. Очнулся в коридоре на лавке от запаха нашатыря. Вокруг собралась толпа. Мне было стыдно.
Зато в нашем классе я лучше всех читал и быстрее всех бегал. А еще в параллельном классе училась Лена Михайлова — девочка, в которую я был влюблен. Я проучился в этой школе чуть меньше двух лет, потом мы уехали в другой город. Это были последние два года, когда мои родители были вместе. Эта школа столько всего мне дала. Первые победы и поражения, первую любовь, даже смерть и воскрешение)) Настоящая школа жизни! Поэтому для меня этот ролик лучше любого киношедевра. Это самый грустный фильм, который я когда-либо видел.
Из Апатитов мама увезла нас с сестрой в столицу Северного флота — закрытый город Североморск. Сделано это было потому, что, во-первых, в закрытый город не смог бы за нами приехать отец, а, во-вторых, в Североморске у нас были родственники. В этом маленьком уютном городке прошли мои детство и юность.
Сегодня в Петербурге на день флота проводятся военно-морские парады, и многие жители съезжаются посмотреть на корабли. Я с иронией отношусь к этому зрелищу. Потому что я вырос в городе, где базировался настоящий флот — много больших кораблей у причалов, крейсера и авианосцы на рейде. По сравнению с кораблями моей юности те, что участвуют в теперешних парадах, кажутся мне игрушечными.
Мама работала в школе. Почти все мои одноклассники были детьми военных. И, конечно, я жил едва ли не беднее их всех. Главным блюдом на нашем семейном столе была жаренная картошка.
Яркое воспоминание — очередь за мясом. С мясом тогда, во второй половине 70-х, было туго. В Североморске по определенным дням его продавали в определенных магазинах. Мне приходилось стоять в длинных очередях в ожидании начала его продажи. Мы, дети, в очереди нужны были еще потому, что продажи были ограничены — определенное количество килограмм на члена семьи. И какая же радость была, когда подходила твоя очередь. С тех пор у меня осталось благоговение перед кусками мяса на прилавках. Они кажутся мне красивыми.
Еще одно сильно североморское воспоминание — это… Артек. Мы всем классом дважды ездили в этот знаменитый всесоюзный пионерлагерь. А перед этим — еще дважды на летние сборы. А все потому, что мы дважды становились лучшим спортивным классом Мурманской области в соревнованиях «Старты надежд», ежегодный финал которых проходил осенью в Артеке. Это показательная история. Она о том, что никогда не надо отчаиваться и переставать верить в успех. Принцип отбора на «Стартах надежд» был простым. Соревнования проходили в двух категориях — для 5-6 и для 7-8 классов. Классы всех городов ( и даже сел!) всего СССР соревновались в нескольких видах (бег на 60 метров, прыжки в длину, метание, кросс, стрельба, подтягивания-отжимания, плавание, эстафета, а у нас на Севере на отборочном этапе были еще и лыжные гонки). Класс, показывавший лучший суммарный результат в своем регионе, ехал в Артек на финал. Сначала, соревнуются классы внутри школы, для победителей школ устраиваются соревнования на уровне района. А потом сравниваются результаты районных классов-победителей по всей области. И вот представьте, на первом же районном этапе — стрельбе — наш 6-й «В» показывает очень плохой результат (уже не помню, какое место мы заняли, но точно даже в тройку не вошли. Были толи пятыми, толи седьмыми). Казалось бы об Артеке можно сразу забыть. А вот нет! После этого поражения мы выиграли всё! Даже лыжи! Хотя на севере тогда многие ребята посещали лыжные секции, а у нас в классе таких было лишь двое ( парень и девушка). И при сравнении с результатами других классов Мурманской области, оказалось, что мы лучшие! Правда, еще шестеро наших занимались плаванием (четверо парней и две девушки). В финале в Артеке в категории 7-8 классов мы были тридцатыми. Из 65-ти. А на следующий год, когда в Мурманской области уже были вообще вне конкуренции, наш 8-й «В» едва не совершил чудо и в Артеке. Мы повзрослевшие стали сенсацией. После пяти видов (из девяти) шли на первом месте в общем зачете среди 65 участников. При этом мы, ребята из маленького северного городка, заняли первое место по плаванию, обойдя спецклассы пловцов из Баку и Тбилиси! Но, увы, два последних вида — метание и эстафета с препятствиями — отбросили нас на 9-е место. Нам фатально не повезло. Наши лучшие метальщики, как сговорившись, метнули мячи за коридор и получили «баранки». Если бы это не случилось, были бы в пятерке или даже тройке сильнейших классов СССР.
Почти все мои одноклассники после школы поступили в военные или военно-морские училища. Пошли по стопам своих отцов. Быть военным во времена СССР было престижно. Но мало кто из моих одноклассников прослужил долго. Кто же знал, что начнется перестройка, страна развалится и профессия почти на десятилетие станет ущербной.
После школы я, будучи под впечатлением от фильма «Экипаж», решил стать летчиком гражданской авиации. Приехал в Ленинград. Там, в авиагородке располагался приемный пункт всех гражданских летных и авиационно-технических училищ страны. Но в летное училище меня не пустила медкомиссия — из-за того, что у меня в детстве были легкое сотрясение мозга и перелом руки. В итоге я поступил в авиационно-техническое училище подмосковного города Егорьевска. Оно располагалось в бывшем женском монастыре. Училище тоже тесно связано для меня с понятием родины. В ЕАТУГА съехались парни разных национальностей со всей страны. Кого только не было. Грузины, армяне, азербайджанцы, татары, молдоване, якуты, украинцы-западенцы, выходцы из Средней Азии… Не помню прибалтов. Но зато распределиться после училища можно были в аэропорты Риги и Вильнюса. Однажды нас, нескольких курсантов, сфотографировали для окон фотохроники ТАСС по всей стране. После этого мне писала письма и даже один раз прислала посылку с фруктами молдованка — студентка Кишиневского университета. Словом, наше училище было настоящей школой интернационализма. И вообще жизни. В том не самым лучшим ее проявлениям. Например, пофигизму и неподчинению. Больше всего у нас было ребят из Москвы и Подмосковья. Кажется, в основном, это шло именно от них: закосить во время работ в совхозе, создать видимость их выполнения, сымитировать болезнь, чтобы попасть в санчасть. Мне пришлось перестраиваться — до училища я был идейным и правильным. Пофигизм этот с одной стороны был здоровой реакцией на дурацкие приказы наших офицеров (а дури от них хватало). Но с другой стороны, тот, кто косил — перекладывал часть работы на своих товарищей. Помню, однажды на переборке картошки в совхозе мы так запудрили мозги девушке-учетчице, приписывая себе лишние мешки, что у нее случился припадок — пена пошла изо рта. Думаю, этот пофигизм был отражением той фальши, которая характеризовала эпоху застоя 70-80-х годов. Власти пудрили мозги людям давно обесцененными идеалами и мертвыми лозунгами, фальшивой картиной жизни в стране, а народ делал вид, что верит в властям, делал вид, что работает.
И еще одно неприятное открытие того времени — пьянство.
В Североморске не продавали ни водки, ни пива. Только вино. А в училище курсанты пили водку. Нет, даже не пили, а жрали. Массово, раз в неделю. В пятницу вечером, тех кто был родом из Москвы или Подмосковья, либо имел там родственников, отпускали в увольнения. На выходные. Группы курсантов, скинувшись деньгами, ехали на такси в Воскресенск, откуда уходили электрички на Москву. А по пути на такси заезжали в деревню Хорлово, где покупали водку. Я ездил несколько раз на такой электричке. Незабываемое зрелище. Во всех вагонах — гудеж. Все вагоны были забиты нашими курсантами в форме, которые не как-нибудь исподтишка, втихаря, а в открытую пили водку, разложив закуску и стаканы на чемоданчики-дипломаты. И это во время правления Андропова, когда в стране велась борьба с прогулами и пьянством!
Я и сейчас считаю, что мою родину — Советский Союз — погубили не гонка вооружений, не война в Афганистане, не падение цен на нефть, а водка и фальшь.
Жена часто говорит: «И где только у тебя нет родины!» Все верно. Мои предки из разных краев, сам я тоже жил в разных краях. И все вместе эти регионы и территории, с которыми меня связывает что-то теплое и родное, образуют одну большую Родину — Россию. Она для меня не абстрактна, а предельно конкретна. Ну вот посудите сами, откуда я.
Чертиновы (изначальная фамилия была Чертины) — казаки. Первые упоминания, которые я нашел о них, относятся к 17 веку. К станице Михайловской на реке Хопре. Дух захватывает от того, как мой казачий род расселялся и дробился. И фамилия оказалась представлена сразу в нескольких казачьих войсках — Донском, Терском, Кубанском и Астраханском. Из Михайловской — они двинулись по Хопру и Дону на реку Медведицу. Там Чертиновы жили в станицах Малодельской, Раздорской, Островской и хуторах близ станицы Березовской (это все Верхний Дон). Многие из них были староверами. На кладбище в Малодельской — могилы Чертиных находятся в самой старой староверческой части.
Из Михайловской же станицы одна семья переселилась в соседнюю Новохоперскую крепость. Это бывшая станица Пристанская. А может, Чертиновы изначально в ней жили, да сбежали в соседнюю Михайловскую. Потому что Пристанская была одним из центров Булавинского восстания (как впрочем и Разинского). Петр Первый распорядился ее уничтожить. Из Новохоперска Чертиновых в составе Хоперского полка в 18 веке переселили на юг. Сначала полк основал город Ставрополь, а потом казаков-колонистов перебросили дальше — в предгорья Кавказа. Чертиновы оказались среди тех, кто основал станицу Суворовская на реке Куме — это между Ессентуками и Черкесском (бывшей станицей Баталпашинской все того же Хоперского полка). Кстати, хоперцев считали самыми «окавказившимися» казаками Кавказской линии. А еще перед переселением на Кавказ к ним приписали 208 «крещеных персиян» и семерых уроженцев Средней Азии. И фамилии в станице были еще те: Асановы, Жендубаевы, Смаиловы, Туркменовы, Касымовы, Бахтияровы.
Через сад Чертиновых по реке Дарье в станице Суворовской проходила граница между Терским и Кубанским войском. Помимо Суворовской Чертиновы жили и в станице Ессентукской и в Пятигорске.
Ну а часть тех, что остались среди донских казаков, потом мигрировали по Волге под Астрахань в станицу Ветлянская и вошли в состав Астраханского казачьего войска.
Когда мы уезжали из станицы Михайловской, я вдруг увидел в зеркале заднего вида потрясающий закат. Так станица прощалась с нами. Мы остановились, вышли из машины и не могли налюбоваться зрелищем, фото не может передать и десятой доли открывшейся нам красоты.
Станица Островская и ее окрестности. Здесь разворачивается действие моего романа «Воскрешение Лазаря».
Хутор Киреев Станицы Островской.
Игрища — дно древнего моря. Уникальное место вблизи хутора Киреев (о нем тоже идет речь в моем романе).
Станица Ветлянская Астраханской области
По материнской линии мои предки — жители Русского Севера. Среди них много священников.
Вот эти места:
Прапрадед Виталий Попов был сначала учителем в Онеге.
А потом священником в поморских селах Тамица, Нименьга и Ворзогоры.
Моя бабушка родилась в 1912 году в Териберке (это Мурманская область).
Сам я родился в Казахстане — в городе Кзыл-Орда.
Яркое воспоминания детства — аттракцион «Гонки по вертикали». Павильон ставили где-то возле рынка и реки Сырдарья. Мотоциклисты носились по стенам. Захватывающее зрелище.
В детский сад пошел в Умбе на Кольском полуострове.
Самые яркие воспоминания:
1. Звезды на небе. Они почему то казались очень большими.
2. Морские звезды и медузы на берегу Белого моря. Наш дом был недалеко от воды. Я собирал эту морскую живность в тазик и потом дома любовался ею.
3. Однажды увидел, как старшие мальчишки и девчонки заснули котенка в поленницу дров. Уж не знаю зачем. Была зима. Он бы замерз. Когда ребятня ушла, я достал котенка и отнес домой. Он стал жить у нас. А дети во в дворе меня после этого очень уважали.
4. Бабушка везет меня на санках из детского сада. Однажды во время такой поездки я, обуреваемый любовью и благодарностью к бабушке, сказал ей: «Когда я вырасту, куплю тебе большой пуховый платок». Вырос и не купил.
В школу я пошел в Апатитах. Мне кажется, как личность я формировался именно там. Много всего было впервые. Я порой совершал такие поступки, которым потом не переставал удивляться.
Однажды мы стояли с мамой на остановке. А я, почему-то решив, что очень быстро бегаю, задумал перебежать перед проезжавшим мимо грузовиком. И рванул. Я успел перебежать — грузовик с визгом затормозил. Водитель заорал матом. Бедная моя мама. Она не ожидала от меня такого. Да я и сам от себя не ожидал.
Помню старьевщиков, которые иногда приходили и собирали всякий хлам, а взамен давали нам, детям какие-то нехитрые игрушки. Помню, как мы выпрашивали звездочки у солдат из располагавшейся неподалеку воинской части, и однажды мне улыбнулась удача —
какой-то солдат подарил мне звездочку со своей пилотки. Однажды отец откуда-то принес нам с сестрой по пластику жевательной резинки. Это была диковинка. Помню, пацаны во дворе просили у меня ее пожевать уже жеванную.
В Апатитах я впервые попробовал алкоголь. Под батареей в комнате стояла батарея бутылок, выпитых отцом. На их донышке оставались какие-то капли. Однажды я решил попробовать эти остатки. Помню, то, что было в бутылках из-под вина, мне понравилось, а вот остатки водки были настолько горькими и противными, что у меня появилось ее неприятие на всю жизнь.
В Апатитах на моих глазах машина задавила нашу собаку Рекса. Это был дурной пес-подросток, для которого отец смастерил пристройку к сараю. Мы пошли с ним гулять. Рекс перебежал дорогу, я стал звать его обратно. Он весело рванул ко мне и в этот момент его сбил большой самосвал. Помню, как Рекс кувыркался под его днищем. Самосвал даже не остановился. Если бы я не позвал Рекса, он остался бы жив.
Возможно, после этого случая я стал из небольшого примыкавшего к дороге леска периодически кидаться камнями в проезжавшие мимо машины. Это продолжалось до тех пор, пока меня не заметил какой-то взрослый мужчина и не сказал, что я этими своими обстрелами могу кого-нибудь убить.
В Апатитах орудовал маньяк. Убивал детей, при этом выкалывал им глаза. Однажды мы с ребятами и сестрой играли в прятки недалеко от местного ПТУ. И вдруг сестра пропала. Нигде не могли найти. Я подумал, что ее утащил маньяк. Заливаясь слезами, громко рыдая, я побежал домой. Открываю дверь, а сестра — дома. Какое же это было счастье!
Это лучший фильм, который я посмотрел за последние несколько лет. Случайно наткнулся в интернете на видео-экскурсию по заброшенной школе на Кольском полуострове. И кому пришло в голову снять такое! Это Апатиты, поселок Молодежный. Поселок теперь тоже заброшен, все дома посносили. А когда-то здесь кипела жизнь. Здесь была ударная комсомольская стройка. На улицах поселка можно было встретить много детей, одним из которых был я. Это моя школа. В эту школу я пошел в первый класс. У нас у всех были ранцы и одинаковая серая форма из грубой ткани. Рядом со школой был клуб, куда мы ходили в кино. Запомнились названия лучших фильмов: «Часы капитана Энрико», «Червен и Мюсак», «Кто украл Луну». Последний был настоящим фильмом ужасов. При появлении великана я так испугался, что спрятался под стул.
Между школой и клубом была крутая горка, с которой зимой мы катались на картонках и санках, а старшие парни и взрослые мужики лихо с разбегу съезжали прямо на ногах в кирзовых сапогах. Я однажды тоже на такое решился. Съехал и не упал.
В коридорах школы мы устраивали гонки самодвижущихся деревянных катушек из-под ниток. Нас научили их делать на уроке труда. В коридорах раз в неделю нас, провинциальных детей за деньги, собранные с наших родителей-работяг, учил танцам хореограф-халтурщик из Ленинграда. Запомнил его звучное имя — Юрий Фор. За год он разучил с нами целых два танца — «Летку-еньку» и «Танец конькобежцев». Лучшей паре после каждого занятия Фор вручал переходящий значок в виде лиры. Один раз я тоже его получил и целую неделю счастливый носил на школьном пиджаке. А в конце учебного года Фор выписал всем нам одинаковые, сделанные с помощью копировальной бумаги, убогие похвальные листы.
Со школьным спортзалом и школьной столовой у меня связаны драматичные воспоминания. В спортзале проводился новогодний праздник, к которому мама выучила меня танцевать лезгинку. Если бы я выступил с этим номером, получил бы приз. Сам директор школы должен был мне аккомпанировать на баяне. Но я застеснялся, и в последний момент к разочарованию мамы танцевать отказался. И потом очень жалел. А в столовой со мной и вовсе случилось происшествие, о котором говорила вся школа. Там я при всех в первый раз в жизни упал в обморок. Даже не успел почистить вареное яйцо, которое нам давали на завтрак. В глазах потемнело, я понял что сейчас упаду, думал, что умираю. Уже ничего не видя, падая, боком побежал в сторону нашей учительницы с криком «Марья Ивановна!». И она успела меня поймать. Очнулся в коридоре на лавке от запаха нашатыря. Вокруг собралась толпа. Мне было стыдно.
Зато в нашем классе я лучше всех читал и быстрее всех бегал. А еще в параллельном классе училась Лена Михайлова — девочка, в которую я был влюблен. Я проучился в этой школе чуть меньше двух лет, потом мы уехали в другой город. Это были последние два года, когда мои родители были вместе. Эта школа столько всего мне дала. Первые победы и поражения, первую любовь, даже смерть и воскрешение)) Настоящая школа жизни! Поэтому для меня этот ролик лучше любого киношедевра. Это самый грустный фильм, который я когда-либо видел.
Из Апатитов мама увезла нас с сестрой в столицу Северного флота — закрытый город Североморск. Сделано это было потому, что, во-первых, в закрытый город не смог бы за нами приехать отец, а, во-вторых, в Североморске у нас были родственники. В этом маленьком уютном городке прошли мои детство и юность.
Сегодня в Петербурге на день флота проводятся военно-морские парады, и многие жители съезжаются посмотреть на корабли. Я с иронией отношусь к этому зрелищу. Потому что я вырос в городе, где базировался настоящий флот — много больших кораблей у причалов, крейсера и авианосцы на рейде. По сравнению с кораблями моей юности те, что участвуют в теперешних парадах, кажутся мне игрушечными.
Мама работала в школе. Почти все мои одноклассники были детьми военных. И, конечно, я жил едва ли не беднее их всех. Главным блюдом на нашем семейном столе была жаренная картошка.
Яркое воспоминание — очередь за мясом. С мясом тогда, во второй половине 70-х, было туго. В Североморске по определенным дням его продавали в определенных магазинах. Мне приходилось стоять в длинных очередях в ожидании начала его продажи. Мы, дети, в очереди нужны были еще потому, что продажи были ограничены — определенное количество килограмм на члена семьи. И какая же радость была, когда подходила твоя очередь. С тех пор у меня осталось благоговение перед кусками мяса на прилавках. Они кажутся мне красивыми.
Еще одно сильно североморское воспоминание — это… Артек. Мы всем классом дважды ездили в этот знаменитый всесоюзный пионерлагерь. А перед этим — еще дважды на летние сборы. А все потому, что мы дважды становились лучшим спортивным классом Мурманской области в соревнованиях «Старты надежд», ежегодный финал которых проходил осенью в Артеке. Это показательная история. Она о том, что никогда не надо отчаиваться и переставать верить в успех. Принцип отбора на «Стартах надежд» был простым. Соревнования проходили в двух категориях — для 5-6 и для 7-8 классов. Классы всех городов ( и даже сел!) всего СССР соревновались в нескольких видах (бег на 60 метров, прыжки в длину, метание, кросс, стрельба, подтягивания-отжимания, плавание, эстафета, а у нас на Севере на отборочном этапе были еще и лыжные гонки). Класс, показывавший лучший суммарный результат в своем регионе, ехал в Артек на финал. Сначала, соревнуются классы внутри школы, для победителей школ устраиваются соревнования на уровне района. А потом сравниваются результаты районных классов-победителей по всей области. И вот представьте, на первом же районном этапе — стрельбе — наш 6-й «В» показывает очень плохой результат (уже не помню, какое место мы заняли, но точно даже в тройку не вошли. Были толи пятыми, толи седьмыми). Казалось бы об Артеке можно сразу забыть. А вот нет! После этого поражения мы выиграли всё! Даже лыжи! Хотя на севере тогда многие ребята посещали лыжные секции, а у нас в классе таких было лишь двое ( парень и девушка). И при сравнении с результатами других классов Мурманской области, оказалось, что мы лучшие! Правда, еще шестеро наших занимались плаванием (четверо парней и две девушки). В финале в Артеке в категории 7-8 классов мы были тридцатыми. Из 65-ти. А на следующий год, когда в Мурманской области уже были вообще вне конкуренции, наш 8-й «В» едва не совершил чудо и в Артеке. Мы повзрослевшие стали сенсацией. После пяти видов (из девяти) шли на первом месте в общем зачете среди 65 участников. При этом мы, ребята из маленького северного городка, заняли первое место по плаванию, обойдя спецклассы пловцов из Баку и Тбилиси! Но, увы, два последних вида — метание и эстафета с препятствиями — отбросили нас на 9-е место. Нам фатально не повезло. Наши лучшие метальщики, как сговорившись, метнули мячи за коридор и получили «баранки». Если бы это не случилось, были бы в пятерке или даже тройке сильнейших классов СССР.
Почти все мои одноклассники после школы поступили в военные или военно-морские училища. Пошли по стопам своих отцов. Быть военным во времена СССР было престижно. Но мало кто из моих одноклассников прослужил долго. Кто же знал, что начнется перестройка, страна развалится и профессия почти на десятилетие станет ущербной.
После школы я, будучи под впечатлением от фильма «Экипаж», решил стать летчиком гражданской авиации. Приехал в Ленинград. Там, в авиагородке располагался приемный пункт всех гражданских летных и авиационно-технических училищ страны. Но в летное училище меня не пустила медкомиссия — из-за того, что у меня в детстве были легкое сотрясение мозга и перелом руки. В итоге я поступил в авиационно-техническое училище подмосковного города Егорьевска. Оно располагалось в бывшем женском монастыре. Училище тоже тесно связано для меня с понятием родины. В ЕАТУГА съехались парни разных национальностей со всей страны. Кого только не было. Грузины, армяне, азербайджанцы, татары, молдоване, якуты, украинцы-западенцы, выходцы из Средней Азии… Не помню прибалтов. Но зато распределиться после училища можно были в аэропорты Риги и Вильнюса. Однажды нас, нескольких курсантов, сфотографировали для окон фотохроники ТАСС по всей стране. После этого мне писала письма и даже один раз прислала посылку с фруктами молдованка — студентка Кишиневского университета. Словом, наше училище было настоящей школой интернационализма. И вообще жизни. В том не самым лучшим ее проявлениям. Например, пофигизму и неподчинению. Больше всего у нас было ребят из Москвы и Подмосковья. Кажется, в основном, это шло именно от них: закосить во время работ в совхозе, создать видимость их выполнения, сымитировать болезнь, чтобы попасть в санчасть. Мне пришлось перестраиваться — до училища я был идейным и правильным. Пофигизм этот с одной стороны был здоровой реакцией на дурацкие приказы наших офицеров (а дури от них хватало). Но с другой стороны, тот, кто косил — перекладывал часть работы на своих товарищей. Помню, однажды на переборке картошки в совхозе мы так запудрили мозги девушке-учетчице, приписывая себе лишние мешки, что у нее случился припадок — пена пошла изо рта. Думаю, этот пофигизм был отражением той фальши, которая характеризовала эпоху застоя 70-80-х годов. Власти пудрили мозги людям давно обесцененными идеалами и мертвыми лозунгами, фальшивой картиной жизни в стране, а народ делал вид, что верит в властям, делал вид, что работает.
И еще одно неприятное открытие того времени — пьянство.
В Североморске не продавали ни водки, ни пива. Только вино. А в училище курсанты пили водку. Нет, даже не пили, а жрали. Массово, раз в неделю. В пятницу вечером, тех кто был родом из Москвы или Подмосковья, либо имел там родственников, отпускали в увольнения. На выходные. Группы курсантов, скинувшись деньгами, ехали на такси в Воскресенск, откуда уходили электрички на Москву. А по пути на такси заезжали в деревню Хорлово, где покупали водку. Я ездил несколько раз на такой электричке. Незабываемое зрелище. Во всех вагонах — гудеж. Все вагоны были забиты нашими курсантами в форме, которые не как-нибудь исподтишка, втихаря, а в открытую пили водку, разложив закуску и стаканы на чемоданчики-дипломаты. И это во время правления Андропова, когда в стране велась борьба с прогулами и пьянством!
Я и сейчас считаю, что мою родину — Советский Союз — погубили не гонка вооружений, не война в Афганистане, не падение цен на нефть, а водка и фальшь.
