Продолжаем публиковать скандальные мемуары Григория Захарова по кличке Дурдом. В 60-70-е годы он сколотил себе на Невском проспекте деньги и криминальную славу. В предыдущих номерах Григорий раскрыл механизм теневого бизнеса, который строился на прибывающих в Ленинград иностранцах. Фарцовка, проститутки, рэкет, контрабанда — ко всему этому способный юноша приложил руку. И всякий раз от тюрьмы его спасали высокие благодетели — милицейские начальники. Сегодня речь пойдет о вынужденном отъезде криминального авторитета из СССР и его первых «подвигах» за границей.
Со временем я понял, что в СССР именно контрабанда, она одна, может сделать человека богатым. О механизме этого дела мне рассказывал мой покровитель из МВД Даниил Юрьевич. С его слов получалось, что контрабанда — экономическая основа власти. Примеры? Извольте: разграбление от имени государства редчайших коллекций Эрмитажа в 30-х годах руками знаменитого американского миллионера Арманда Хаммера — пресловутого друга СССР. И никто не понес никакого наказания.
Мой все увеличивающийся капитал сохранять в СССР было уже опасным. И я принял решение воспользоваться своим шведским другом Бертилом Нугрелом.
Моя дружба с Бертилом длилась с 1962 по 1972 годы. Он работал в хорошей туристической фирме, где были востребованы его отличные знания СССР и русского языка. Приезжал сюда каждые две недели — привозил на автобусах туристов из стран Скандинавии — в среднем по 50 человек в автобусе. Туристические тарифы для них были очень низкие, буквально каждый по их понятиям нищий мог себе позволить поездку в страну победившего социализма. Как правило, они приезжали в Ленинград в пятницу «оттянуться», попить-поесть, потрахаться и употребяли социалистический строй во всех дыхательные и пихательные места до утра понедельника, оставляя здесь валюту и увозя теплые воспоминания о русском гостеприимстве.
Я заказывал туристам билеты в Кировский театр, в Эрмитаж, в рестораны. Бертил собирал с группы валюту, а потом мы между собой делили прибыль по курсу рубля к доллару. Так что в месяц у меня от этой русско-шведской туристической деятельности — и у Бертила тоже! — получалось по 2-3 тысячи доллара на брата. Этот бизнес растянулся на несколько лет. С помощью Бертила я открыл счет в шведском банке на свое имя. Швед ежемесячно доставлял мне подтверждения банка о перечислении денег на мой счёт.
При случае Бертил привозил сюда для меня старинные золотые монеты. Он имел ключи от моей квартиры, знал все мои тайники с золотом и валютой. Впоследствии мы даже почти не встречались. Всё работало как часы: Бертил приезжал, оставлял что нужно, брал что нужно — и назад. Конечно, он понимал, откуда берутся деньги, которые пополняют мой банковский счёт.
Оба мы знали, что за руководителями туристических групп пристально следят органы. Бертил был крайне осторожен. Ездил только на такси. Никогда к моему дому не подъезжал близко, какую-то часть пути шел пешком, внимательно оглядываясь. Для конспирации, когда возникала необходимость, мы вели телефонные разговоры. Но я никогда со своего домашнего телефона в Стокгольм не звонил, только с переговорного пункта. И все-таки Бертил не уберегся.
В один прекрасный день (летом 1972 года) он не явился ко мне за уже купленными билетами для туристов, как было условлено. При этом я выяснил, что он находится в Питере, живёт в «Европейской». Я узнал его номер, звонил раз сто — никто не отвечал.
Потревоженный дурными предчувствиями, я всю ночь потратил на ревизию своих тайников. Я был готов к встрече милицейского наряда, бежать мне было некуда, да и бесполезно. Утром, зная, что в 8.30 группа Бертила завтракает в «Садко», я сам туда идти не решился. Послал сына Сашулю (ему тогда было шесть лет, Бертила он очень хорошо знал и любил его за привозимые подарки и игрушки). Я же спрятался за телеграфным столбом на противоположной стороне улицы. Минут через 15 увидел: моего Сашеньку, взяв его нежно за ручку, ведет мент прямо в мою сторону. Вручив мне моего замечательного сынишку, он доверительно сообщил:
— Господин Бертил Нугрел сейчас занят. Вернее, он занят на ближайшие десять лет. И если ты не хочешь сиюминутных проблем, лучше всего отсюда сваливай.
В это время я увидел всю группу покушавших русской икры шведов и среди них в сопровождении трех ментов в штатском моего Бертила. Лицо господина Нугрела было скучным и озадаченным. У меня — при виде этой сцены — ноги онемели. Срочно отвез Сашеньку к маме на Герцена, затем через крышу перепрыгнул на крышу другого дома, по чердачным переходам спустился на Кирпичный переулок, поймал машину и решил ехать прямо к Даниилу Юрьевичу, на городскую квартиру.
К счастью, мой милицейский благодетель был дома и очень удивился моему приезду, потому что вот так, внезапно я сделал это в первый раз. Обычно я приезжал только, когда он меня приглашал.
Я ему всё рассказал. Он ответил, что ничему не удивляется — чего-то подобного рано или поздно надо было ожидать. И еще Даниил Юрьевич меня предупредил: «Если, Гриша, так случится, что шведа твоего расколят, а его обязательно расколят, и обо мне спросят, то говори в КГБ всю правду, всю историю нашего знакомства, ничего не привирай и не приуменьшай. Я знаю, что говорю. Понял?».
Я всё, конечно, понял, потому что Даниилу Юрьевичу уже приходилось по моему поводу объясняться в высоких кабинетах управления внутренних дел Ленинграда. Он был очень расстроен, и мне стало по-хорошему жалко его, даже больше чем себя; мне показалось, что ему опять придется расхлёбывать всю эту кашу, защищая меня и мою жизнь.
Что и как случилось дальше, я так и не узнал. Но только Бертил не сел на десять лет, а в понедельник благополучно вернулся со своей группой в Швецию. Я звонил ему множество раз, беспокоясь даже не столько о деньгах, сколько о нем самом. Его телефон дома и в бюро был отключен, на письма он не отвечал. Только через три месяца я встретил знакомую шведку-переводчицу, которая сказала мне, что Бертил в бюро по туризму больше не работает и переехал на другую квартиру.
Я еще не знал тогда, что мой шведский друг оказался завербован КГБ, и мне по его милости доведется побывать в камере Стокгольмской тюрьмы. Не знал, что карьера Даниила Юрьевича завершится трагически. Через очень короткое время после моего выезда из страны, Даниил Юрьевич пропал. И во все мои последующие наезды в Россию уже в период правления Горбачева мне его отыскать не удалось…
В жизни самого Гриши Дурдома после истории с Бертилом Нугрелом тоже случились перемены. Тесть, начальник политуправления ВМФ и его брат из КГБ заставили Григория развестись с женой и «по-родственному» организовали ему приглашение из Израиля на постоянное жительство.
В КГБ Грише предъявили решающий аргумент — собранное на него досье и сказали, что Израиль лучше, нежели «Кресты». И в итоге в свои 27 лет гражданин Захаров вылетел из аэропорта Пулково в Вену. Но, как и большинство его соплеменников ехать дальше в Землю обетованную Гриша не захотел. Прожив 8 дней в Вене, он перебрался в Рим.
В самолете я увидел очень много знакомых лиц. Как выяснилось позднее, все отъезжающие были упакованы драгоценностями, валютой, иконами (таможня брала за каждый чемодан по 500 долларов). Оказывается, подавляющее большинство не самых умных евреев решило, что быть счастливым очень просто — надо только поскорее покинуть ненавистную Россию. Что такое евреи я, сам еврей, понял только в так называемой эмиграции. Именно советские евреи разграбили Советский Союз почти до нитки. Загляните в любой антикварный магазин в Лондоне, в Нью-Йорке, в Стокгольме, в Риме, в Париже. Я туда часто заглядывал и всегда обнаруживал русские ценности, украденные евреями у своей бывшей родины, а потом мною… у них.
Большинство выезжало из Союза, конечно, семьями. И почти каждая телка мечтала по прибытию на свободу побыстрее свалить куда подальше от своего любимого и единственного мужа. И еще одна деталь. Такого числа пьяниц среди евреев, как в эмиграции, я отродясь не встречал. Пили, пробуя и пригубляя, все напитки, о каких в СССР только мечталось. Допивались до свиного визга, тратили на вина последние деньги.
И что было особенно неприятно, именно в Италию из СССР стали стекаться все сливки криминального мира страны, все подряд — от матерых мошенников и крупных растратчиков до всякой мелюзги из Житомира и Одессы.
В Риме я прожил — и как прожил! — в течение двух лет. Есть, слава Богу, что вспомнить. Весь антиквариат, что у меня был, я продал по хорошим ценам. На третий день римской жизни уже купил себе машину.
Подружился с Владиком Флорентом, отец которого был министром легкой промышленности. Но папу его, как я понял, в Москве поставили к стенке — он хотел взять в долю самого главу государства и еще пятерых из верхушки. Вадик любил выпить, воровать, кидать на деньги. (Сейчас он уже вернулся в Россию и живет в Москве. Видимо, стал бизнесменом. Экономическая ситуация в новой России превратила в бизнесмена почти каждого: кто не бизнесмен, тот бомж, а кто не бомж и не бизнесмен, тот — депутат Государственной думы).
Приехали и другие люди, которых я знал по Ленинграду; бригадой мы стали ездить в аэропорт, кидать лохов. Я в это дело втянулся.
Рим все больше наполнялся богатыми беженцами из Советского Союза. Конечно, подлости у новых эмигрантов было не занимать. Все рассчитывали на выгодную сдачу икон и антиквариата. И многие из-за своей жадности сильно попали. Мы перекидали всех, кто хотел заработать на русских сокровищах. Расскажу об одной успешной операции, в ходе которой удалось кинуть сразу 86 человек.
Впервые в жизни за 28 лет мне пришлось жить в Риме с еврейкой. Она была сотрудницей «Хиаса» (еврейской организации, которая занималась обустройством эмигрантов за рубежом — ред.) и составляла пресловутые списки отъезжающих в Штаты. В каждой такой группе было по 60-70 человек. Я знал, что 90 процентов из отъезжающих отправляют весь свой антиквариат багажом. Обычно багаж к самолету забирали две машины, арендованные «Хиасом». Они приезжали за коробками и чемоданами в одно и то же время. Я раздобыл у подруги список очередной группы богатеньких. Арендовал точно такие же грузовики. А в ночь перед вылетом проткнул шины хиасовских машин. Под утро мы начали обзванивать наших жертв из списка — сказали, чтобы они заранее выставили свои чемоданы на улице. Наша машина-близнец подъезжала к дому. Жертвы сами помогали нам грузить свои чемоданы. Итог: за один час сорок минут обслужено 86 человек из 18-ти квартир.
Настоящие траки «Хиаса» приехали только часа через два. Остальное пусть вообразит читатель. Дня через три в прессе появились сообщения о беспрецедентном ограблении несчастных. О, это был самый крупный «движок» за всю историю еврейской эмиграции! Одних икон в чемоданах оказалось более 120 штук, более 50 складней из серебра и меди, дорогих крестов (я очень жалел, что отъезжающим разрешили брать в самолет сумки, поскольку знал — там в сумках в гигиенической вате, все они прятали бриллианты и сапфиры). Самые дорогие иконы — 10 досок — я оставил себе.
Только за мелочевку — фотокамеры, кинокамеры, бинокли, бусы и куски янтаря, палех, разнообразные изделия народных промыслов СССР мы выручили при продаже более 20 000 долларов. А были еще изделия из кожи — дубленки, шапки из меха русского таежного зверя. Остальное добро надежно спрятали. Ненужные вещи сожгли.
После этого мы уехали в Германию. Там тоже хорошо поработали. В общем и целом Германия дала нам более 600 000 американских долларов.
Тем временем Грише Дурдому отказали в американской визе, ссылаясь на его связи с преступным миром. Он начал хлопотать о разрешении на въезд в Канаду. А чтобы не терять времени, решил съездить в Швецию к бывшему другу Бертилу — снять деньги со своего счета в шведском банке.
Этот «шведский эпизод» моей биографии явился для меня поворотным, почти трагическим, доказывающим, что, как заметил Бродский, «человек страшней, чем его скелет». С Бертиком я заранее договорился, чтобы он встречал прямо на выходе из вокзала. Я его сразу же узнал еще издали. Бертик был «не в своей тарелке», хотя и пытался казаться дружелюбным, пробовал шутить. Когда вышли из здания вокзала, я удивился тому, что он не на машине. А он полушутя сказал, что живет поблизости. По дороге якобы к нему домой он посоветовал мне сразу же обратиться с заявлением в местную полицию и сообщить там о том, что я приехал в Швецию нелегально и прошу политического убежища. Дескать, это снимет лишние проблемы. О подобной практике с заявлениями на границе и просьбами политубежища я и раньше знал.
Я шел в полицейскую контору без всяких задних мыслей. А как пришел, сразу же стало ясно: Бертик меня просто сдал ментам, а от вокзала за нами шел «хвост». Камера в шведской тюрьме меня уже ждала.
Следствие по моим обстоятельствам шло каждый день в течение двух недель. Оказалось, что меня допрашивает С. Е. П. О. — шведская разведка. Поймали шпиона.
Мне вменяли:
— склонение гражданина Швеции к вербовочной работе;
— шпионаж в пользу СССР;
— незаконные денежные операции.
Я чуть не онемел от этого букета. Я знал, что ни в чем таком не виноват. Поэтому все эти идиотские допросы меня даже веселили. Мне понравилось, что никто меня не напрягал. Спрашивали только то, что их реально интересовало, без привычной у нас в стране тягомотной ментовской лирики. По окончании следствия мне сообщили, что Бертик в свое время действительно задерживался Ленинградским КГБ и все следственные действия с ним проводились в гостинице «Европейская». Там чекисты — «инженеры человеческих душ» Бертику сообщили, что это он — оказывается! — привозил мне в Союз золото и валюту и что только за одно это ему корячится вышак. А для полноты картины они сказали ему, что и я работал в ихней конторе.
Пока я кантовался в следственном управлении, поддавшись эмоциям, написал Бертику злобное, но справедливое письмо, в котором были такие строки: «За все твои подлости, дорогуша, я готов тебя убить». Я дал ему срок для возвращения моих денег. Письмо, конечно, попало в следственную цензуру, и в результате появилась новая статья: вымогательство с угрозой покушения на убийство.
Моей персоне в Швеции придали большой общественно-политический резонанс. Все тамошние газеты писали о задержании советского шпиона, агента КГБ. Расписали всю мою биографию. В крупном шведском журнале поместили мой портрет на две страницы. Журнал этот издавался во многих европейских странах. Так что мое имя приобрело международную известность.
Но Бог миловал. Обвинение против меня в суде рухнуло.
Насчет денег я оказался неподсуден, поскольку я доверил их не частному лицу, а официальному банку, а иначе я и не мог держать средства в другой стране. Деньги с моего счёта не использовались для приобретения наркотиков либо запрещенных товаров. И поэтому все они должны быть мне возвращены по постановлению суда.
Что до вербовки Бертика на территории СССР, то по отношению к гражданам Швеции он никакой преступной деятельностью не занимался. Покупка и продажа золотых слитков и украшений, как объяснил судья, является в любой цивилизованной стране вполне законным бизнесом. Бертик на советской границе с этими вещами не задерживался. Судимостей советских или западных у меня не имелось, поэтому разведывательные органы Швеции ко мне претензий не имеют. В общем приговорили меня к исполнению наказания сроком на… четыре месяца.
Теперь поделюсь шведскими впечатлениями. Тюремный сервис этой страны в дополнительной рекламе не нуждается. По чистоте и свободе передвижения в ограниченном пространстве равных шведским заведениям нет. А тюремная библиотека с обилием русских книг на русском языке — это уже и вообще ни в какие ворота. Книжки все новенькие, еще типографская краска не высохла. Приобретены в СССР за твердую валюту — читайте, развивайтесь, вспоминайте возлюбленное отечество, дорогие зэки!.. А ведь в Швеции на ту пopy русских заключенных в тюрьмах еще не было.
Не были забыты и сексуальные потребности клиентов. Можно было хоть каждую неделю заказывать себе в тюрьму женщину, правда, холодную, как льдина. Но главное — соблюдены все, я подчеркиваю, все Права человека. Хочешь — перечитывай Антона Палыча Чехова, хочешь -«телку мацай». А что у нас? А у нас по тюрьмам и лагерям необъятной родины людей педарастят и уродуют, и еще рассуждают об исправлении заключенных посредством дармового общественно-полезного труда.
…Деньги мои мне все вернули в трэвел-чеках. Обмен совершили за счет банка как подарок и даже прислали хвалебное письмо как примерному и желанному клиенту для хранения сбережений в будущем. Сумма обмена для меня была вполне приемлимая — 261731 доллар. Это все, что я скопил в России с 1966 по 1974 годы. Могу сказать, что приблизительно такая же сумма у меня образовалась за время «римских каникул». Я был больше, чем доволен. Мне было 28 лет и всё, как говорится, было еще впереди. В Союзе я за такие трудовые сбережения в иностранной валюте спокойно получил бы — по меркам той эпохи — лет 15, а ТО и вышку. И ведь некоторые люди в Москве или Ленинграде получали. Были судимы показательными судами. Калечились, истреблялись для какой-то «высшей цели» десятки наиболее сообразительных и предприимчивых граждан.
…Заключение близилось к концу. Решался вопрос о моей депортации. Я был уверен, что через пару дней буду в Риме. В день отъезда меня разбудили раньше обычного, сказали, что повезут в аэропорт. Вещей у меня оказалось четыре чемодана, одни подарков — килограммов десять. Много времени ушло на подписывание тревел-чеков, каждый по сто долларов, так что даже рука устала.
Привезли в аэропорт, въехали на территорию таможни. И тут я увидел дожидающийся меня лайнер родного «Аэрофлота». Он был готов к вылету на Ленинград, а при мне валютные чеки(это к вопросу о вышке). Представьте мое состояние. Ноги буквально подкосились, в горле пересохло. Когда меня хотели везти к советскому самолету, я заорал не своим голосом: «Это ошибка! Мне не туда!»
Из-за меня вылет самолета задерживался. Но в конце концов двери люка закрылись, и я очнулся. Местный врач сходу отправил меня в больницу. После пережитого стресса я не мог спать и есть двое суток.
Через несколько дней меня депортировали в Италию.
