«Куда мы летим? Там же вода!»

Неизвестные подробности сенсационного приводнения Ту-124 в Неву от пассажира-счастливчика

О тексте

Признак всякого нормального СМИ — обратная связь. Если тебя читают или смотрят, если твоя работа волнует читателей или зрителей, то на нее откликаются. Резонанс — не только показатель эффективности. Он еще и нередко помогает в работе. Как например, в этом случае. О приводнении Ту-124 в Неву писали не раз. Но рассказов пассажиров этого рейса я не припомню. Один из них откликнулся на публикацию «МК» в Питере» о том событии. И мы «не прошли мимо» — не поленились как следует его расспросить.

«МК» в Питере» не раз писал об уникальной авиакатастрофе, случившейся в Ленинграде в 1963 году. Тогда на Неву удачно приводнился Ту-124 рейса Таллин — Москва с 45 пассажирами на борту. Этот случай вошел во все учебники по авиации, так как редко кому из пилотов столь крупных лайнеров удается столь мастерски посадить самолет с заглохшими двигателями на воду. К нам в редакцию обратился пассажир этого рейса Виктор Чацкий и рассказал о том, что происходило на борту терпящего бедствие самолета, как экипаж пытался спасти «тушку» и как встретили счастливчиков в Ленинграде.

Сауна на борту

В 1963 году Чацкий трудился конструктором на таллинском заводе «Двигатель», который работал на советскую атомную промышленность. 21 августа Виктору предстояло лететь в Москву, нужно было согласовать техническую документацию со специалистами столичного института.

— Билетов на самолет уже не было, все распродали. Но ради важного производственного дела начальник завода договорился с местными партийцами, и для меня сняли бронь ЦК на рейс до Москвы. А им всегда бронировали места в первых рядах. Так я попал в этот Ту-124 и сидел возле кабины пилотов, — рассказывает Виктор Чацкий.

Находясь недалеко от летчиков, он слышал их разговоры и видел, как те пытались справиться с возникшими в воздухе проблемами. А они появились сразу после взлета.

— Самолет оторвался от земли, начал набирать высоту, но почти сразу пошел на второй круг, причем довольно низко, как будто на посадку, а потом снова вверх. И так несколько раз, — говорит Виктор Чацкий. — Я вспомнил рассказ своего знакомого, который незадолго до этого тоже летал в Москву. И на его самолете заглох один из двигателей, но они благополучно сели и без него. Почему-то подумал, что и у нас та же проблема. И спросил у молодого человека, который работал на том рейсе стажером, помощником стюардессы: «Что, двигатель заглох?» Он посмотрел на меня и ответил: «Не в том дело». И тут же ушел. Но я заметил, что он очень волнуется.

Однако самолет продолжал летать, сначала возле Таллинского аэропорта, а затем двинулся куда-то дальше. Пассажиры решили, что все в порядке. Однако вскоре на борту стало очень душно.

— Как я потом узнал, у нас вышла из строя система подачи свежего воздуха. Становилось жарко, по иллюминаторам тек конденсат, — вспоминает Чацкий.

Но, несмотря на эти трудности, никто из пассажиров не паниковал. Люди сидели тихо. По воспоминаниям Чацкого, на борту было много детей — из Таллина через Москву в Баку на спортивные соревнования летела группа школьников.

— Мне кажется, для них это был первый полет, и они просто не понимали, что происходит нечто неладное и потому спокойно сидели на местах, — рассуждает Виктор Чацкий.

Стюардесса — эталон спокойствия

Ту-124 шел непривычно низко над землей. С совершенно невозмутимым видом по салону стали ходить стюардесса и ее стажер. Как будто так и надо, они перетаскивали вещи, которые пассажиры оставили в отсеке для ручной клади, в хвост самолета. Бортпроводница Александра Александрова была женщиной военной закалки и потому в критической ситуации оставалась спокойной, по крайней мере внешне.

— Я увидел, как пронесли и мой чемоданчик, но не стал возмущаться, — отметил Чацкий, — а только перекинулся парой фраз с сидевшим рядом со мной коллегой с завода. Он тоже летел в Москву, где должен был пересесть на самолет до Минвод. Я ему сказал: «Вот увидишь, сколько будет машин скорой помощи и пожарных, когда мы приземлимся». А про себя подумал: «Не „когда“, а „если“ приземлимся».

Тем временем в хвост самолета прошли члены экипажа. Они выломали в багажном отделении в хвосте «тушки» металлическую стойку и с ней отправились в кабину.

— Там они разбили одну из секций остекления и пытались этой стойкой что-то сделать с передней стойкой шасси — главной причиной наших бед, — вспоминает Чацкий.

Как потом показало расследование этого авиапроисшествия, еще в таллинском аэропорту стойку заклинило — она оказалась в среднем положении, не убиралась и не выпускалась до конца. Неизвестно, как бы она повела себя при приземлении — это грозило серьезной аварией. Выход оставался один — сажать лайнер на «брюхо». В самом Таллине был туман, осложнявший посадку. Поэтому авиационное начальство приказало пилотам Ту-124 лететь в Ленинград, где в аэропорту имелась земляная полоса. Предполагалось, что самолет приземлится на брюхо. При касании с асфальтом вырвался бы сноп искр, грозивших пожаром. А при трении с землей их было бы меньше.

По пути в Ленинград экипаж все же надеялся починить неисправность своими силами, чтобы не доводить до экстренной посадки.

— У них ничего не получилось. Но из-за того, что выбили стекло, в салон начал поступать свежий воздух — стало прохладней и свежее. Хотя бы одна проблема решилась, — говорит Виктор Чацкий.

14 секунд над Невой

Пока экипаж возился с шасси, самолет подлетел к Ленинграду. И снова «тушка» начала то заходить на посадку, то подниматься.

— Я насчитал кругов 10. А потом мы полетели над городом, я увидел купол Исаакия. Кто-то из пассажиров сказал: «Да это же Ленинград». И тогда мне стало особенно страшно, — рассказывает Чацкий. — Я подумал, что пилоты не смогли посадить самолет и теперь мы просто летаем, пока есть горючее, а потом рухнем — так что это наши последние минуты жизни.

На самом же деле над аэропортом Ту-124 кружил для того, чтобы специалисты с земли могли посмотреть, что случилось со стойкой. Но сколько те ни вглядывались, ничего дельного посоветовать экипажу не смогли. И самолет отправился вырабатывать горючее — но не для того, чтобы рухнуть, а для экстренной посадки на брюхо. На Ту-124 не были предусмотрены системы сброса топлива. А с полными баками сажать лайнер было опасно — горючее могло взорваться.

Наматывая круги над Ленинградом, пилоты поглядывали на датчик горючего. Но и он оказался сломан! Прибор показывал, что топлива еще хватит на пару кругов. А оно вдруг закончилось, когда самолет был на противоположном от аэропорта конце города. С аэродрома приказали лететь к ним по прямой над жилыми кварталами. Но это было уже невозможно. Командир корабля Виктор Мостовой принял решение садиться на воду — прямо в Неву.

— Двигатели заглохли, электричество отрубилось. В салоне повисла тишина. Самолет стал снижаться. Одна из женщин крикнула: «Куда мы летим?! Там же вода!» Я услышал, как капитан громко сказал из кабины стальным голосом: «Садимся на воду». И все успокоились. Никто не шелохнулся. Потом несколько членов экипажа и стюардесса пробежали в хвост самолета. Я кинулся за ними, думая, что там безопаснее, — восстанавливает ход событий Чацкий.

— Когда прибежали, раздался глухой удар — мы сели на Неву, но не резко, не упали, а именно сели. И тут же, еще до остановки самолета, экипаж открыл заднюю дверь. За этим-то они и бежали в хвост — чтобы успеть ее распахнуть прежде, чем ее придавит вода. Они сработали очень четко. Это мой рассказ длинный, а на самом деле от начала снижения до приводнения прошло всего 14 секунд.

Спасся в авиакатастрофе и боялся ноги замочить

В открывшуюся дверь самолета Виктор Чацкий увидел проплывающий мимо буксир, на котором стоял человек с «квадратными глазами» (скорее всего, это был 24-летний капитан Юрий Поршин). Суденышко подошло к носу самолета, пилоты кинули капитану тросы. И буксирчик оттащил лайнер к берегу — к набережной недалеко от Финляндского железнодорожного моста, возле которой плавали бревна, собранные в плоты.

— Первый пилот очень убедительно сказал всем, что нас уже плывут спасать два катера, хотя их и в помине не было, и просил всех оставаться на местах. Народ продолжал сидеть, соблюдая дисциплину. Вскоре дали команду: первыми на выход — женщины с детьми и инвалиды. Потом говорили, что на борту был старичок с костылями. Это не так. Инвалид был довольно молодым человеком. Ему помогли выбраться члены экипажа, по сути выбросив из салона на стоявшие у берега плоты. Там было расстояние около метра — от двери до плотов. Потом я слышал, как кто-то из команды подошел к этому инвалиду и просил не обижаться, что они его так грубо выкинули, — просто другого варианта не было.

Пассажиры вышли из «тушки». Чацкий был последним. Он задержался в хвосте, хотел забрать свой чемоданчик. Но тот оказался на дне завала из багажа. Стюардесса и стажер только по проходу между пассажирами шли со спокойным видом, а потом бросали сумки и чемоданы, как попало, чтобы скорее пойти за новыми. Так они утяжеляли хвост для того, чтобы при посадке нос со сломанной стойкой как можно дольше оставался над поверхностью.

— Когда я выходил из самолета, он уже прилично погрузился в Неву и вода залила проход между кресел. Я перебирался, наступая на сиденья. А у носовой двери, которая была ближе к плотам, осталась площадка, залитая водой. Я в раздумье остановился, и ждавшие только меня члены экипажа закричали мне уже матом, что я ножки боюсь замочить, — усмехается Чацкий. — Тут уж и я сам понял, что нечего выделываться. Шагнул в воду и потом выпрыгнул на плоты.

По пути в салоне самолета наш герой захватил фуражку молодого лейтенанта, которую тот обронил в суматохе. Других вещей на креслах не оставалось — пассажиры все, что было у них на руках, забрали с собой.

Копченые угри уплыли по Неве

На берегу счастливчиков из чудом приводнившегося лайнера встречали ленинградцы. Прохожие спрашивали: что это были за такие интересные учения, неужто новый гидросамолет испытывали? Другие думали, что это съемки кино.

Пассажиров быстро посадили в автобус (по словам Чацкого, кажется, для этого даже остановили туристический «Икарус» — гостей города попросили погулять пешком) и отправили в аэропорт. Кто хотел — мог сразу же лететь в Москву. Но многие задержались в Ленинграде в ожидании своего багажа.

— И я надеялся, что мне отдадут мой чемоданчик — без него не имело смысла лететь в столицу. Я даже 21 августа, в день приводнения, не уехал с другими пассажирами, а остался возле самолета, — отметил Чацкий. — Я видел, как команду забрал прилетевший вертолет. У Ту-124 дежурил только борт-механик. Вскоре к нему приехали какие-то начальники из аэропорта. Они ругались, что пилот «угробил машину». А я вмешался и сказал: «Зато сколько людей они спасли!» Я слышал, как механик рассказывал приехавшим о том, что случилось в воздухе — о заклинившем шасси и о сломавшемся приборе учета топлива.
Чемоданчик Виктору в тот день так и не отдали. А самолет вскоре окончательно затонул, и на следующий день его с помощью понтонов отбуксировали к «Ленэкспо», где базировалась военная часть.

— А нас разместили в гостинице ближе к аэродрому. Но делать было нечего, и на следующий день я снова поехал к месту, где оставался наш самолет. Его пытались поднять из воды. Стоило мне сказать милиционерам, что я — пассажир, как меня пропустили поближе к Неве. Я все приставал к тем, кто там работал, с расспросами про свой чемоданчик. И кто-то мне сказал: «Какой чемоданчик? Тут ценный груз уплыл — ящик с копчеными угрями». Оказалось, что нашим рейсом в Москву везли угрей для буфетов Кремлевского дворца съездов.

Пассажиры оплакивали багаж

Спустя пару дней остававшихся в Ленинграде пассажиров приводнившейся «тушки» пригласили в аэропорт. Там им выдавали выловленные сумки и чемоданы. Вещи, конечно, были испорчены. Люди смотрели на них и плакали.

— Мне запомнилась женщина — сотрудница таллинского УВД. Она, кажется, летела на юг, в отпуск. Конечно, накупила и нашила себе новых нарядов. И все они были безвозвратно испорчены. Она их доставала из чемодана, потом прикрывала лицо рукой и всхлипывала, доставала другую вещь и снова всхлипывала, — рассказывает Чацкий. — А у меня ценностей почти не было, я ж летел на пару дней.

Аэродромное начальство позаботилось о пассажирах. Всем выдали по новому чемодану. Они были абсолютно одинаковые, отличались только размером — большие и очень большие. Когда группа пассажиров на третий день все-таки полетела в Москву, они весьма забавно смотрелись вместе — шутили про себя, что идут, как зеки, с одинаковыми чемоданами.
— На память о том происшествии у меня остались выданные в Питере справки. Одна о причине моего пребывания в Ленинграде «в связи с задержкой выдачи багажа», вторая — опись вещей, переданных на рассмотрение претензионной комиссии: «…папка кожаная, берет серый, электробритва (с подходящим названием. — Прим. ред.) «Нева», — говорит Виктор Чацкий. — А 22 октября пришла открытка-извещение о том, что за испорченные вещи мне выписана компенсация — 38 рублей 98 копеек. Деньги перевели почтой.

Виктор Чацкий и сейчас живет в Таллине и собирает все газетные публикации об авиапроисшествии, участником которого ему довелось стать.

Елена Михина

Анонс

С Ленинградом связаны сразу две удивительные истории спасения аварийно севших на воду самолетов. Все знают о посадке Ту-124 в Неву. И мы тоже неоднократно писали о ней (см. «Супермены существуют!»). Но вот чего ни у кого не было, так это рассказа пассажира, летевшего на том Ту-124 — он сам обратился в редакцию «МК» в Питере», откликнувшись на одну из наших публикаций об этой катастрофе. Но была и другая удивительная история, о которой я опять-таки узнал от знакомого авиатехника (участником той катастрофы был его брат). Самолет, пилотируемый единственной в Ленинграде женщиной-летчицей, упал в Финский залив. Экипаж спасся благодаря тому, что в месте падения в тот самый момент проходили аварийно-спасательные учения кораблей. Их экипажи даже решили, что авиакатастрофа — элемент этих учений. Слаженно и четко они спасли реально терпящий бедствие экипаж. Текст
будет опубликован позднее.