Рожденные свободными?

«Начальник табора», муж­чина средних лет, оказался неразговорчив. Он только что вернулся из транспортной ми­лиции и был явно не в духе. Заявив, что чем реже о его поселении будут вспоминать, тем будет лучше для дела, по­советовал походить пообщать­ся с народом.

В ходе этого общения вы­яснились противоречивые ве­щи. Так, одни цыгане пытались уверить, что они являются бе­женцами из Молдавии. Другие, в основном прибывшие недав­но, напротив, утверждали, что приехали с Украины, а точнее, из прикарпатского городка Берегово, заработать здесь, в Петербурге, «пару копеек», взять товар, отвезти домой и сделать какой-нибудь неза­мысловатый бизнес, потому что у них на приграничной с Венгрией территории, где все особенно дорого, жить стало совсем уж невмоготу. Эти вновь прибывшие и, видимо, еще не вполне вошедшие в курс дела цыгане отличались вообще откровенностью. Раз­говор с ними получился душев­ный и небезынтересный с эт­нографической точки зрения.

— Хорошо быть цыганом? Поинтересовался я у отца одно­го многочисленного семейст­ва.

— Да где там. Видишь, в какой бедности и грязи прихо­дится жить.

— Куда же смотрит цыган­ский барон? И почему жены ваши, которые гадают и про все в жизни знают, не подска­жут вам, как уберечься от бед­ности?

— Никаких баронов у нас нет. Жены гадать не умеют и юбок этих длинных не носят. Это все есть у русских цыган. Вот они действительно богато живут. Они нас ненавидят за то, что мы язык цыганский давно позабыли. Вообще нас за цыган не считают. Хотя мы цы­гане венгерские. Не кочуем, а живем в постоянных домах.

— И хозяйство имеете?

— Нет. Хозяйства не держим, потому что свои же переворуют.

— А живете на что?

— Обычно ходим по всей Украине, изготавливаем саман­ные дома по договорам с сов­хозами. У кого лошадь есть тот перевозками подрабаты­вает.

— У нас повелось думать, что цыган без лошади жить не сможет.

— Какой там. У меня был жеребенок. Так зимой дети голодовали, пришлось продать. У меня ведь десять детей. От трех жен.

— Как это так?

— Очень просто. Уезжал на заработки. Возвращался уз­навал, что жена изменила (как выяснилось, в цыганской жиз­ни это типичная ситуация, — В. Ч.)

— Вы обычно на своих, на цыганках жениться предпочи­таете?

— Почему? У меня вот сей­час молдаванка жена. На русс­ких редко женимся. Потому что мы цыгане такие, что если кто-то обидит, не можем прос­тить. Нам обидно, когда неко­торые русские женщины не счи­тают нас за людей. Спать с цыганом, выходит, можно. А замуж нельзя. И потом у нас, у цыган, женщины пить не долж­ны.

— А цыгане-мужчины много алкоголя употребляют?

— Ой… Не спрашивай. Если останешься здесь с нами на ночь, до утра не сможешь заснуть. Когда с Венгрией границу открыли и наши начали ездить туда торговать, так ни­кто обратно денег не приво­зил. Все там пропивали. Они в Венгрии через нас и пить на­учились.

— Хорошая в Венгрии жизнь?

— Я бы не сказал. Очень мно­гие бедствуют, на вокзалах но­чуют, хотя в магазинах, даже в деревенских, в несколько раз лучше, чем здесь. В Венгрии живет очень много цыган. Они автономную республику свою хотят сейчас создать. Когда-то и наши места входили в состав Австро-Венгрии. Но там люди плохие. Идешь по селу. Ябло­ни сыпятся, но все равно ни одного яблока не возьмешь У нас же наоборот, даже когда хочешь расплатиться денег не берут. И в Ленинграде люди тоже хорошие пропасть не дадут.

— Я смотрю, тут и дети при вас. Им что, в школу не надо?

— А какой смысл? Вот мой сын в седьмом классе. Не зна­ет, как имя свое написать. Прос­то школа такая цыганская.