Для того, чтобы улететь на другую планету, не нужно многого. Достаточно просто поехать на окраины нашей страны. Или на худой конец побывать в петербургском Институте народов Севера. Что я и сделал.
Мало кого из зрителей не завораживал волшебный мир планеты Пандора в фильме «Аватар». И ее обитатели — красивые разумные существа, живущие в гармонии с природой. Но вынужденные защищать свою планету от пришельцев-землян, несущих под видом цивилизации разрушения и зло. Нашим зрителям и в голову не приходит, что никакая это не фантастика. Похожая борьба и ничуть не меньшие трагедии разворачиваются на просторах России. В нашей стране есть свои волшебные миры, оказавшиеся на грани исчезновения. И свои «инопланетяне» — по меркам европейской цивилизации люди отсталые, а на самом деле, мудрые и продвинутые, удивительно приспособленные к выживанию на своих суровых и прекрасных планетах. Изучением и сохранением этих заповедных миров занимается петербургский Институт народов Севера. «Фонтанка» пообщалась с его сотрудниками. А еще с обитателями наших Пандор — Камчатки и Колымы, сказочное богатство которых резко контрастирует с бедностью их жителей. Чукчи и коряки, юкагиры и ненцы стали проводниками в фантастический мир своих предков.
Вера Чебоксарова, юкагирка, заместитель директора Института народов
— Я училась в Якутске. Город находится в низине. Зимой там стоят ужасные туманы. И почему-то у всех в мороз так закладывает уши, что люди ходят, как оглушенные и слышат один и тот же неприятный звук — толи гул, толи звон. А в поселке Зырянка на Колыме, где я выросла, люди зимой не видятся месяцами. Во-первых, из-за полярной ночи все время темно, во-вторых, из-за ветра приходится так закутываться, что прохожие не могут друг друга узнать. И встречаются уже только весной со словами «Давно я тебя не видел», хотя всю зиму ходили по одной улице. Но холод там воспринимается совсем не так, как в Петербурге. Здесь из-за влажности тебя уже при минус 20-ти до костей пробирает. А в Якутии при минус 40 градусах мы спокойно гуляли в детском саду. А занятия в школе отменяли только при минус 54 градусах, да и то лишь для первоклассников.
Наталья Дориченко, ненка, воспитатель Института народов Севера
— Мой дедушка-ненец рассказывал, как переждать пургу в тундре. Необходимо найти более-менее подходящее место, где можно спрятаться от ветра и снега, это может быть холмик, какое-нибудь ущелье, овраг. Если такого места нет, можно укрыться за поставленными «на ребро» нартами (санями), запряженные олени при этом ложатся рядом. Спасением служит теплая малица (меховая рубаха с капюшоном и рукавицами — В.Ч.), благодаря которой в сугробе не холодно. Снега может намести очень много, главное следить, чтобы был доступ воздуха, и человек в этом сугробе не задохнулся.
Такой способ переждать непогоду у ненцев называется «укрыться в куропачьем чуме». Главный принцип выживания — не преодолевать стихию, а приспособиться к ней. Куропатки, прячась от пурги, тоже вырывают себе ямку в снегу. Ненец в тундре всегда имеет при себе для создания «куропачьего чума» небольшую деревянную лопатку. Ее же он использует для раскапывания снега в поисках пастбищ, богатых питательным для оленей мхом-ягелем. Еще у него всегда с собой нож, брусок для его заточки, кусочек оленьего рога для развязывания узлов на веревках, также на этом роге делают ножом зарубки о количестве оленей — своего рода записная книжка оленевода.
Зимняя одежда
Олеся Болотаева, чукчанка, доцент Института народов Севера, участница семейно-родового ансамбля «Анана» (в переводе с корякского «Рыбное озеро»
— Дальний Восток и Север России впечатляют огромными расстояниями. Например, с южного до северно-восточного побережья Камчатки — 1500 километров. На самолете надо лететь 2 часа — примерно как из Петербурга до Сочи. А площадью районы Камчатского края превосходят целые области в европейской России. Это приводит к дороговизне билетов и ценовым «перекосам». Чтобы добраться из Петербурга до моего родного оленеводческого поселка Ачайваям (в переводе с корякского «река без песка»), надо сначала лететь 9 часов из Москвы до Петропавловска-Камчатского (6600 километров, билет от 10 000 рублей), затем 1 час 40 минут на Як-40 (940 километров, билет 19 000 рублей ) до райцентра поселка Тиличики и оттуда на вертолете до Ачайваяма с промежуточными посадками еще час-полтора (250 километров, примерно 7 000 рублей). В 2013 году мы втроем с мамой и сыном заплатили за дорогу в один конец 130 тысяч. А добравшись до места, люди нередко не могут обратно вернуться. Во-первых, из-за непогоды —вертолета иногда месяц приходится ждать. А во-вторых, из-за отсутствия денег на обратный билет. Именно по второй причине в 2004 году, когда я летала домой собирать недостающий материал для кандидатской диссертации, мне пришлось задержаться аж на полтора года. Работала в школе. А затем даже главой администрации МОУ Ачайваяма. Как раз в этот период в Корякский автономный округ не завезли топливо. У нас было объявлено чрезвычайное положение, и в такой ответственный момент я (в 29 лет!) отвечала за жизнеобеспечение своего родного села. МЧС завозило дизельное топливо на вертолетах, электричество давали строго по времени, и это зимой! Я писала письма в Петербург о том, как изменилось родное село. Когда их зачитывали у нас на кафедре, все плакали.
Наталья Дориченко
— У нас даже подростки самостоятельно могут преодолевать огромные расстояния. Мой двоюродный брат Александр Окотэтто, окончив 11 классов школы-интерната, поступил в Салехардский зооветеринарный техникум и до конца лета уехал к родителям в тундру, планируя вернуться в город к началу учебного года. Но так получилось, что вертолет не сделал посадку поблизости от их чума. А до 1 сентября оставались считаные дни. И брат сам отправился в Салехард за знаниями. А это порядка 200 километров — 60 из них он прошел пешком по голой тундре. Местные газеты назвали его ямальским Ломоносовым. Но этот случай не уникальный для Севера, и сейчас многие тундровики, в том числе студенты, преодолевают десятки, иногда сотни километров пешком, добираясь до родного чума.
— У нас раньше подростков учили правильно убить медведя копьем. В поединке с ним надо грамотно распределять тяжесть своего тела. Учили не бояться, даже если медведь наваливается на тебя всей своей массой, потому что если в этот момент упереть в землю копье, то зверь, наваливаясь, будет сам себя убивать.
Вера Чебоксарова
— У русских принято проявлять нежность к детям. Родители их целуют, обнимают. У нас даже между матерью и ребенком очень мало тактильных контактов было. Северяне более сдержаны в чувствах.
Олеся Болотаева
— Моя бабушка говорила: не кричите, не ругайте детей, ведь до 9 лет они еще «без ушей».
— Я родилась и выросла в тундре. У нас всё шло в хозяйство. Даже олений помёт использовали при выделке шкур. Только мягкая шкура спасает от холода зимой. Человеку в европейской одежде, чтобы не погибнуть зимой, в 40-градусный мороз, обязательно нужно разжечь костер или спрятаться где-то от холода. А в нашей одежде — где застала ночь, там и спи, прямо на снегу. Сушили грибы и мухоморы. Собирали дикий лук, кислицу (она заменяла капусту), дикую картошку. Для приготовления чая использовали сушеный иван-чай и листья брусники. Толченные оленьи кости долго варили и собирали костный жир. Ничего не выбрасывали из рыбных отходов. Сушеными хребтами и молоками кормили собак…
Валентина Дедык
— Еще внутренности разделанных рыб кидали назад, в воду. Власти нас за это ругали, но мы не засоряли речку, а удобряли ее, подкармливали рыбу и чаек. Это была жизнь в гармонии с природой, у которой наши предки не брали лишнего — только то, что необходимо. В определенные периоды даже не охотились и не ловили рыбу — давали подрасти молодняку. Старики, например, учили нас уважать территорию медведя и никогда не ходить по медвежьим тропам, чтобы не злить зверя своим присутствием. А если мы находили в тундре норки, в которые мыши складывали свои запасы — разные вкусные и полезные, в том числе и для человека, коренья — запрещалось забирать их все. Что-то обязательно надо было оставить, а взамен взятого — положить что-то свое. Например, кусочек сушеной рыбы или мяса. Старики всегда говорили: звери — не дикие, а такие же разумные существа, как и мы. Даже оленя или моржа у нас убивают не сразу. Сначала у них обязательно попросят прощения: «Извини, что мы тебя лишаем жизни, но нам необходимо кормить семью».
Раиса Рактына
— Однажды в юрте на праздник проводили обряд жертвоприношения оленя. Я заглянула этому оленю в глаза и увидела в них слёзы. Это так впечатлило меня, что я потом долго плакала. А мама стала мне объяснять все тонкости обрядов, традиций и обычаев нашего народа. И я приняла это как должное. Раньше у моих родителей и родственников было своё поголовье оленей. Мы сами их пасли в тундре. Тяжелее всего это было делать зимой — приходилось защищать стадо от нападений волков. А летом бедных оленей доставали оводы и комары. Каждого своего оленя мы знали по масти, по меткам ушей (сейчас им ставят бирки, а раньше вместо бирок мы использовали бусы). Работа в табуне очень тяжелая.
Валентина Дедык
— Чтобы догнать косяк, отбившийся от табуна, пастух должен быть выносливым. Поэтому у нас ребенка начинали тренировать с раннего детства. Годовалый малыш мог спокойно без нытья пройти километр. А ребят постарше уже учили специальному легкому бегу и преодолению препятствий — ведь бежать за оленями приходится и через горы, и через болота. Раньше пастухи могли отыскать сбежавший табун за многие километры, а сейчас, бывает, уже после пяти километров прекращают поиски. Потому что утрачены многие навыки в оленеводстве. Вообще, народы Камчатки делятся на кочевых и оседлых. Первые занимаются оленеводством, вторые — рыбалкой и охотой. Кочевники считаются более спокойными и рассудительными, потому что пасти оленя — целая наука. Нужно многое обдумывать и просчитывать. Какой будет погода? Каким маршрутом вести табун? Ведь там, где пройдет стадо оленей, ничего живого не остается, а ягель, который они едят, растет пять лет. Значит, надо выбрать путь, которым уже пять лет не ходили. Нужно знать, когда лучше оленей напоить (потому что если их мучает жажда, они плохо преодолевают препятствия), когда перегонять к морю (на побережье оленей спасают от оводов, а еще им надо пить морскую воду — их организму нужна соль), когда накормить. От мастерства нагула зависит, какое мясо потом придется есть. Если оно будет жилистым и не жирным — это плохо. Старики про такое говорят: «Спортсмена едим».
Чукчей
— оленя, которого несколько дней не кормят с целью вычистить ему желудок, душат, не повреждая шкуры, и топят в болоте под прессом из веток и камней. Через несколько месяцев достают и едят;
— личинки оводов, отложенные под кожу оленя, извлекают и едят в жареном виде.
Коряков
— кислые рыбьи головы с икрой;
— кровяной суп. Очищенный олений желудок нарезают на кусочки, добавляют свежую оленью кровь, жир олений и дикий лук, варят все вместе на медленном огне и получается густой насыщенный суп.
Юкагиров
— мелко порезанную рыбу смешивают с очищенной от пленок свежей икрой, добавляют муки и, замешав тесто, пекут лепешку, которую едят, макая в растопленный олений жир;
— из давленой икры получают сок, который солят и пьют в охлажденном состоянии;
Ненцев
— строганина — сырая рыба или сырая оленина, замороженные и наструганные ломтиками. Едят с солью и черным перцем;
— свежую оленью кровь смешивают с мукой и из полученного теста пекут блины или оладьи.
Валентина Дедык
— Придя после стада домой в ярангу, набегавшийся оленевод обязательно быстро снимает одежду и обувь, их тут же выносят на улицу — вытряхивают, выворачивают наизнанку и оставляют сушиться. Пот выветривается. У нас раньше кухлянки (меховые куртки. — В.Ч.) носились только на голое тело. И за этим строго следили. Никаких промежуточных рубах. Структура шерсти оленя такова, что естественным образом выводит пот. Сама яранга проветривалась — для этого ее пологи поднимались, а края обязательно должны были быть сухими. Наши земляки мыли голову, правда, холодной водой. Заходили в речку по пояс. Мы считаем, что современные прокладки и памперсы пошли от северян. У нас давным-давно дети и женщины носили клапаны между ног — сшитые в виде лодочки. Они наполнялись специально приготовленным мхом. Не черным, а светлым, который хорошо впитывает влагу и обладает антисептическими свойствами. Такой мох собирали на склонах, на мокрых местах, очищали, сушили и заготавливали в больших количествах. Клапаны привязывались лямками к комбинезону. Дети носили их до 6–7 лет.
Вера Чебоксарова
— До начала ХХ века у юкагиров четко фиксировались следы матриархата — например, жених после свадьбы приходил жить в дом невесты. Шестнадцатилетним девушкам разрешалось ставить отдельную урасу (летнее жилище — шалаш из жердей, обтянутый берестой. — В.Ч.). Там она могла встречаться с подругами и молодыми людьми. Если кто-то из них хотел стать ее мужем, он приносил с собой охотничье оружие — копье или ружье. Но с девушкой не жил, а начинал помогать ее родителям по хозяйству. Это называлось отработкой невесты и могло длиться год или два. За это время родители присматривались к жениху. Потом отец девушки шел в лес и рубил дерево. От его толщины зависел ответ. Чтобы стать мужем, парень должен был принести из леса срубленный отцом девушки ствол и перебросить его через дом. Понятно, что перекинуть толстый ствол ему было не под силу, только тонкий. В то же время у юкагиров было принято предлагать девушку на ночь гостю-чужеземцу. Этот обычай появился не от хорошей жизни. Из-за небольшой численности юкагирам приходилось вступать в родственные браки, что плохо сказывалось на потомстве. Поэтому запрещалось жениться на родственниках до седьмого колена. Народу была нужна свежая кровь.
_______________________________________________________
Юкагирская пара
У женщины внизу — колокольчики. Они при ходьбе звенят, чтобы отпугивать злых духов и медведей. А на груди три круга, которые обозначают три души человека. Верхняя обитает в голове, средняя — в груди, нижняя в ногах.
У юкагиров не было алфавита, но была письменность. Одна из ее разновидностей — женские любовные письма. В этом изложена настоящая юкагирская «Санта-Барбара». Девушка С (девушек в таких письмах обозначают пунктирные косички) пишет парню G: «Мы любим друг друга (об этом говорят линии L и K). Но соперница F тебя захватила ( что обозначает линия J). Ты готовишься войти в ее дом (контур башенки сверху), у вас будет общий очаг (общий крест между фигурами F и G) и родятся дети (P и Q). У меня на горизонте тоже появился парень О, который думает обо мне (завиток N). Но я продолжаю думать о тебе (завиток M)».
_______________________________________________________
Раиса Рактына
— Родители моей мамы Коян были богатыми людьми с большим табуном оленей. В то время их называли кулаками. Когда маму выдавали, на ее руку было три претендента: коряк Дилэмэ и двое чукчей Оннав и Кеккет (мой будущий отец). Все трое должны отрабатывать целый год в разное время года в доме моего деда. Но двое оказались лодырями, не продержались даже полгода. Дед их выгнал. А отец трудился целый год и заслужил красавицу маму, которая была моложе его на 20 лет. До раскулачивания мой дед успел отдать дочери 100 голов оленей. И они очень выручили ее семью — позволили выжить во время советской власти. У деда было 13 детей, когда семью раскулачивали, они долго не могли прийти в себя — ведь всё отняли у них, что они нажили своим трудом.
Вера Чебоксарова
— На севере организм быстро изнашивается. Чтобы обеспечить бодрость, там надо есть много жирной пищи — мяса и рыбы. А это нагрузка на желудок и печень.
Валентина Дедык
— Вообще-то строгого учета возраста человека по годам раньше не велось. Дату рождения определяли по событиям. Например, «это было время таяния снегов (желтения листьев, ледохода на реке), на небе виднелась половинка луны». Система счета была пятеричная и десятеричная — по количеству пальцев на руках и ногах. Слово руки «мэнгыт» входило в обозначение цифр. Скажем, цифра 30 обозначалась как три пары рук. И календарь был таким же. Оленей же считали, делая зарубки на палочках. Письменность у нас появилась только с приходом советской власти.
Для того, чтобы улететь на другую планету, не нужно многого. Достаточно просто поехать на окраины нашей страны. Или на худой конец побывать в петербургском Институте народов Севера. Что я и сделал.
Мало кого из зрителей не завораживал волшебный мир планеты Пандора в фильме «Аватар». И ее обитатели — красивые разумные существа, живущие в гармонии с природой. Но вынужденные защищать свою планету от пришельцев-землян, несущих под видом цивилизации разрушения и зло. Нашим зрителям и в голову не приходит, что никакая это не фантастика. Похожая борьба и ничуть не меньшие трагедии разворачиваются на просторах России. В нашей стране есть свои волшебные миры, оказавшиеся на грани исчезновения. И свои «инопланетяне» — по меркам европейской цивилизации люди отсталые, а на самом деле, мудрые и продвинутые, удивительно приспособленные к выживанию на своих суровых и прекрасных планетах. Изучением и сохранением этих заповедных миров занимается петербургский Институт народов Севера. «Фонтанка» пообщалась с его сотрудниками. А еще с обитателями наших Пандор — Камчатки и Колымы, сказочное богатство которых резко контрастирует с бедностью их жителей. Чукчи и коряки, юкагиры и ненцы стали проводниками в фантастический мир своих предков.
Вера Чебоксарова, юкагирка, заместитель директора Института народов
— Я училась в Якутске. Город находится в низине. Зимой там стоят ужасные туманы. И почему-то у всех в мороз так закладывает уши, что люди ходят, как оглушенные и слышат один и тот же неприятный звук — толи гул, толи звон. А в поселке Зырянка на Колыме, где я выросла, люди зимой не видятся месяцами. Во-первых, из-за полярной ночи все время темно, во-вторых, из-за ветра приходится так закутываться, что прохожие не могут друг друга узнать. И встречаются уже только весной со словами «Давно я тебя не видел», хотя всю зиму ходили по одной улице. Но холод там воспринимается совсем не так, как в Петербурге. Здесь из-за влажности тебя уже при минус 20-ти до костей пробирает. А в Якутии при минус 40 градусах мы спокойно гуляли в детском саду. А занятия в школе отменяли только при минус 54 градусах, да и то лишь для первоклассников.
Наталья Дориченко, ненка, воспитатель Института народов Севера
— Мой дедушка-ненец рассказывал, как переждать пургу в тундре. Необходимо найти более-менее подходящее место, где можно спрятаться от ветра и снега, это может быть холмик, какое-нибудь ущелье, овраг. Если такого места нет, можно укрыться за поставленными «на ребро» нартами (санями), запряженные олени при этом ложатся рядом. Спасением служит теплая малица (меховая рубаха с капюшоном и рукавицами — В.Ч.), благодаря которой в сугробе не холодно. Снега может намести очень много, главное следить, чтобы был доступ воздуха, и человек в этом сугробе не задохнулся.
Такой способ переждать непогоду у ненцев называется «укрыться в куропачьем чуме». Главный принцип выживания — не преодолевать стихию, а приспособиться к ней. Куропатки, прячась от пурги, тоже вырывают себе ямку в снегу. Ненец в тундре всегда имеет при себе для создания «куропачьего чума» небольшую деревянную лопатку. Ее же он использует для раскапывания снега в поисках пастбищ, богатых питательным для оленей мхом-ягелем. Еще у него всегда с собой нож, брусок для его заточки, кусочек оленьего рога для развязывания узлов на веревках, также на этом роге делают ножом зарубки о количестве оленей — своего рода записная книжка оленевода.
Зимняя одежда
Зимнее жилище снаружи и внутри
Олеся Болотаева, чукчанка, доцент Института народов Севера, участница семейно-родового ансамбля «Анана» (в переводе с корякского «Рыбное озеро»
— Дальний Восток и Север России впечатляют огромными расстояниями. Например, с южного до северно-восточного побережья Камчатки — 1500 километров. На самолете надо лететь 2 часа — примерно как из Петербурга до Сочи. А площадью районы Камчатского края превосходят целые области в европейской России. Это приводит к дороговизне билетов и ценовым «перекосам». Чтобы добраться из Петербурга до моего родного оленеводческого поселка Ачайваям (в переводе с корякского «река без песка»), надо сначала лететь 9 часов из Москвы до Петропавловска-Камчатского (6600 километров, билет от 10 000 рублей), затем 1 час 40 минут на Як-40 (940 километров, билет 19 000 рублей ) до райцентра поселка Тиличики и оттуда на вертолете до Ачайваяма с промежуточными посадками еще час-полтора (250 километров, примерно 7 000 рублей). В 2013 году мы втроем с мамой и сыном заплатили за дорогу в один конец 130 тысяч. А добравшись до места, люди нередко не могут обратно вернуться. Во-первых, из-за непогоды —вертолета иногда месяц приходится ждать. А во-вторых, из-за отсутствия денег на обратный билет. Именно по второй причине в 2004 году, когда я летала домой собирать недостающий материал для кандидатской диссертации, мне пришлось задержаться аж на полтора года. Работала в школе. А затем даже главой администрации МОУ Ачайваяма. Как раз в этот период в Корякский автономный округ не завезли топливо. У нас было объявлено чрезвычайное положение, и в такой ответственный момент я (в 29 лет!) отвечала за жизнеобеспечение своего родного села. МЧС завозило дизельное топливо на вертолетах, электричество давали строго по времени, и это зимой! Я писала письма в Петербург о том, как изменилось родное село. Когда их зачитывали у нас на кафедре, все плакали.
Наталья Дориченко:
— У нас даже подростки самостоятельно могут преодолевать огромные расстояния. Мой двоюродный брат Александр Окотэтто, окончив 11 классов школы-интерната, поступил в Салехардский зооветеринарный техникум и до конца лета уехал к родителям в тундру, планируя вернуться в город к началу учебного года. Но так получилось, что вертолет не сделал посадку поблизости от их чума. А до 1 сентября оставались считаные дни. И брат сам отправился в Салехард за знаниями. А это порядка 200 километров — 60 из них он прошел пешком по голой тундре. Местные газеты назвали его ямальским Ломоносовым. Но этот случай не уникальный для Севера, и сейчас многие тундровики, в том числе студенты, преодолевают десятки, иногда сотни километров пешком, добираясь до родного чума.
Валентина Дедык, корячка, доцент Камчатского института развития образования
— У нас раньше подростков учили правильно убить медведя копьем. В поединке с ним надо грамотно распределять тяжесть своего тела. Учили не бояться, даже если медведь наваливается на тебя всей своей массой, потому что если в этот момент упереть в землю копье, то зверь, наваливаясь, будет сам себя убивать.
Вера Чебоксарова:
— У русских принято проявлять нежность к детям. Родители их целуют, обнимают. У нас даже между матерью и ребенком очень мало тактильных контактов было. Северяне более сдержаны в чувствах.
Олеся Болотаева:
— Моя бабушка говорила: не кричите, не ругайте детей, ведь до 9 лет они еще «без ушей».
Раиса Рактына, чукчанка, участница семейно-родового ансамбля «Анана» (мама Олеси Болотаевой)
— Я родилась и выросла в тундре. У нас всё шло в хозяйство. Даже олений помёт использовали при выделке шкур. Только мягкая шкура спасает от холода зимой. Человеку в европейской одежде, чтобы не погибнуть зимой, в 40-градусный мороз, обязательно нужно разжечь костер или спрятаться где-то от холода. А в нашей одежде — где застала ночь, там и спи, прямо на снегу. Сушили грибы и мухоморы. Собирали дикий лук, кислицу (она заменяла капусту), дикую картошку. Для приготовления чая использовали сушеный иван-чай и листья брусники. Толченные оленьи кости долго варили и собирали костный жир. Ничего не выбрасывали из рыбных отходов. Сушеными хребтами и молоками кормили собак…
Валентина Дедык:
— Еще внутренности разделанных рыб кидали назад, в воду. Власти нас за это ругали, но мы не засоряли речку, а удобряли ее, подкармливали рыбу и чаек. Это была жизнь в гармонии с природой, у которой наши предки не брали лишнего — только то, что необходимо. В определенные периоды даже не охотились и не ловили рыбу — давали подрасти молодняку. Старики, например, учили нас уважать территорию медведя и никогда не ходить по медвежьим тропам, чтобы не злить зверя своим присутствием. А если мы находили в тундре норки, в которые мыши складывали свои запасы — разные вкусные и полезные, в том числе и для человека, коренья — запрещалось забирать их все. Что-то обязательно надо было оставить, а взамен взятого — положить что-то свое. Например, кусочек сушеной рыбы или мяса. Старики всегда говорили: звери — не дикие, а такие же разумные существа, как и мы. Даже оленя или моржа у нас убивают не сразу. Сначала у них обязательно попросят прощения: «Извини, что мы тебя лишаем жизни, но нам необходимо кормить семью».
Раиса Рактына:
— Однажды в юрте на праздник проводили обряд жертвоприношения оленя. Я заглянула этому оленю в глаза и увидела в них слёзы. Это так впечатлило меня, что я потом долго плакала. А мама стала мне объяснять все тонкости обрядов, традиций и обычаев нашего народа. И я приняла это как должное. Раньше у моих родителей и родственников было своё поголовье оленей. Мы сами их пасли в тундре. Тяжелее всего это было делать зимой — приходилось защищать стадо от нападений волков. А летом бедных оленей доставали оводы и комары. Каждого своего оленя мы знали по масти, по меткам ушей (сейчас им ставят бирки, а раньше вместо бирок мы использовали бусы). Работа в табуне очень тяжелая.
Валентина Дедык:
— Чтобы догнать косяк, отбившийся от табуна, пастух должен быть выносливым. Поэтому у нас ребенка начинали тренировать с раннего детства. Годовалый малыш мог спокойно без нытья пройти километр. А ребят постарше уже учили специальному легкому бегу и преодолению препятствий — ведь бежать за оленями приходится и через горы, и через болота. Раньше пастухи могли отыскать сбежавший табун за многие километры, а сейчас, бывает, уже после пяти километров прекращают поиски. Потому что утрачены многие навыки в оленеводстве. Вообще, народы Камчатки делятся на кочевых и оседлых. Первые занимаются оленеводством, вторые — рыбалкой и охотой. Кочевники считаются более спокойными и рассудительными, потому что пасти оленя — целая наука. Нужно многое обдумывать и просчитывать. Какой будет погода? Каким маршрутом вести табун? Ведь там, где пройдет стадо оленей, ничего живого не остается, а ягель, который они едят, растет пять лет. Значит, надо выбрать путь, которым уже пять лет не ходили. Нужно знать, когда лучше оленей напоить (потому что если их мучает жажда, они плохо преодолевают препятствия), когда перегонять к морю (на побережье оленей спасают от оводов, а еще им надо пить морскую воду — их организму нужна соль), когда накормить. От мастерства нагула зависит, какое мясо потом придется есть. Если оно будет жилистым и не жирным — это плохо. Старики про такое говорят: «Спортсмена едим».
Удивительные блюда:
Чукчей
— оленя, которого несколько дней не кормят с целью вычистить ему желудок, душат, не повреждая шкуры, и топят в болоте под прессом из веток и камней. Через несколько месяцев достают и едят;
— личинки оводов, отложенные под кожу оленя, извлекают и едят в жареном виде.
Коряков
— кислые рыбьи головы с икрой;
— кровяной суп. Очищенный олений желудок нарезают на кусочки, добавляют свежую оленью кровь, жир олений и дикий лук, варят все вместе на медленном огне и получается густой насыщенный суп.
Юкагиров
— мелко порезанную рыбу смешивают с очищенной от пленок свежей икрой, добавляют муки и, замешав тесто, пекут лепешку, которую едят, макая в растопленный олений жир;
— из давленой икры получают сок, который солят и пьют в охлажденном состоянии;
Ненцев
— строганина — сырая рыба или сырая оленина, замороженные и наструганные ломтиками. Едят с солью и черным перцем;
— свежую оленью кровь смешивают с мукой и из полученного теста пекут блины или оладьи.
Валентина Дедык:
— Придя после стада домой в ярангу, набегавшийся оленевод обязательно быстро снимает одежду и обувь, их тут же выносят на улицу — вытряхивают, выворачивают наизнанку и оставляют сушиться. Пот выветривается. У нас раньше кухлянки (меховые куртки. — В.Ч.) носились только на голое тело. И за этим строго следили. Никаких промежуточных рубах. Структура шерсти оленя такова, что естественным образом выводит пот. Сама яранга проветривалась — для этого ее пологи поднимались, а края обязательно должны были быть сухими. Наши земляки мыли голову, правда, холодной водой. Заходили в речку по пояс. Мы считаем, что современные прокладки и памперсы пошли от северян. У нас давным-давно дети и женщины носили клапаны между ног — сшитые в виде лодочки. Они наполнялись специально приготовленным мхом. Не черным, а светлым, который хорошо впитывает влагу и обладает антисептическими свойствами. Такой мох собирали на склонах, на мокрых местах, очищали, сушили и заготавливали в больших количествах. Клапаны привязывались лямками к комбинезону. Дети носили их до 6–7 лет.
Вера Чебоксарова:
— До начала ХХ века у юкагиров четко фиксировались следы матриархата — например, жених после свадьбы приходил жить в дом невесты. Шестнадцатилетним девушкам разрешалось ставить отдельную урасу (летнее жилище — шалаш из жердей, обтянутый берестой. — В.Ч.). Там она могла встречаться с подругами и молодыми людьми. Если кто-то из них хотел стать ее мужем, он приносил с собой охотничье оружие — копье или ружье. Но с девушкой не жил, а начинал помогать ее родителям по хозяйству. Это называлось отработкой невесты и могло длиться год или два. За это время родители присматривались к жениху. Потом отец девушки шел в лес и рубил дерево. От его толщины зависел ответ. Чтобы стать мужем, парень должен был принести из леса срубленный отцом девушки ствол и перебросить его через дом. Понятно, что перекинуть толстый ствол ему было не под силу, только тонкий. В то же время у юкагиров было принято предлагать девушку на ночь гостю-чужеземцу. Этот обычай появился не от хорошей жизни. Из-за небольшой численности юкагирам приходилось вступать в родственные браки, что плохо сказывалось на потомстве. Поэтому запрещалось жениться на родственниках до седьмого колена. Народу была нужна свежая кровь.
Юкагирская пара
У женщины внизу — колокольчики. Они при ходьбе звенят, чтобы отпугивать злых духов и медведей. А на груди три круга, которые обозначают три души человека. Верхняя обитает в голове, средняя — в груди, нижняя в ногах.
У юкагиров не было алфавита, но была письменность. Одна из ее разновидностей — женские любовные письма. В этом изложена настоящая юкагирская «Санта-Барбара». Девушка С (девушек в таких письмах обозначают пунктирные косички) пишет парню G: «Мы любим друг друга (об этом говорят линии L и K). Но соперница F тебя захватила ( что обозначает линия J). Ты готовишься войти в ее дом (контур башенки сверху), у вас будет общий очаг (общий крест между фигурами F и G) и родятся дети (P и Q). У меня на горизонте тоже появился парень О, который думает обо мне (завиток N). Но я продолжаю думать о тебе (завиток M)».
Раиса Рактына:
— Родители моей мамы Коян были богатыми людьми с большим табуном оленей. В то время их называли кулаками. Когда маму выдавали, на ее руку было три претендента: коряк Дилэмэ и двое чукчей Оннав и Кеккет (мой будущий отец). Все трое должны отрабатывать целый год в разное время года в доме моего деда. Но двое оказались лодырями, не продержались даже полгода. Дед их выгнал. А отец трудился целый год и заслужил красавицу маму, которая была моложе его на 20 лет. До раскулачивания мой дед успел отдать дочери 100 голов оленей. И они очень выручили ее семью — позволили выжить во время советской власти. У деда было 13 детей, когда семью раскулачивали, они долго не могли прийти в себя — ведь всё отняли у них, что они нажили своим трудом.
Вера Чебоксарова:
— На севере организм быстро изнашивается. Чтобы обеспечить бодрость, там надо есть много жирной пищи — мяса и рыбы. А это нагрузка на желудок и печень.
Валентина Дедык:
— Вообще-то строгого учета возраста человека по годам раньше не велось. Дату рождения определяли по событиям. Например, «это было время таяния снегов (желтения листьев, ледохода на реке), на небе виднелась половинка луны». Система счета была пятеричная и десятеричная — по количеству пальцев на руках и ногах. Слово руки «мэнгыт» входило в обозначение цифр. Скажем, цифра 30 обозначалась как три пары рук. И календарь был таким же. Оленей же считали, делая зарубки на палочках. Письменность у нас появилась только с приходом советской власти.
Многие не поняли, что он хотел сказать при взлете космического корабля
«Начальник Штирлица» о предательстве Мюллера, покушениях на Сталина и диагнозах Гитлера
