Недавно Владимир Путин объявил, что в 2018 году в России обезвредили около 600 вражеских шпионов и их агентов. Кто они и как их ловили, естественно, тайна. Если правда однажды и приоткроется, то случится это не скоро. Журнал «Ваш тайный советник» решил не ждать милостей от спецслужб и поговорил с несколькими ветеранами КГБ СССР. Питерские контрразведчики, в чьи обязанности входила слежка за иностранцами и их вербовка, анонимно приоткрыли завесу увлекательной тайной войны, которая велась в городе и стране, и, надо думать, за последние полвека принципиально не изменилась.
В серьезные подразделения КГБ сотрудники попадали через строгий отбор. В каждом ВУЗе имелся куратор от органов, он с помощью агентов-студентов и старост групп выявлял перспективных, идейно-стойких ребят, и рекомендовал их Большому дому. По окончании института на встречу с кандидатом, на которого были большие виды, приезжал человек в штатском и делал недвусмысленное предложение. Если студент соглашался, начиналась длительная проверка.
— Когда я успешно сдал все выпускные экзамены в своем институте, меня пригласили в отдел кадров ВУЗа. Там уже ждал невысокий интеллигентный человек, — вспоминает один из ветеранов «невидимого фронта». — Первым делом я прошел медкомиссию в Большом доме. Потом, как и положено, после ВУЗа распределился в НИИ, а в свободное время сдавал экзамены уже для КГБ. Задания все усложнялись. Самым первым было — написать характеристики на своих знакомых. Потом я должен был под определенной легендой войти в квартиру к девушке и познакомиться с ней. У меня с девушками никогда не было проблем, но, помню, в тот раз, когда поднимался по лестнице, ноги от страха тряслись. Следующее задание — выведать секретную информацию про один из ленинградских заводов: что выпускает, в каком количестве, куда поставляет и так далее. Я опять-таки выполнил его, познакомившись с работницей этого предприятия. После года такого тестирования меня, наконец, приняли в КГБ…
По иностранцам там работали несколько подразделений. Одни курировали заграничных студентов, другие — туристов, третьи — приезжавших в нашу страну бизнесменов, четвертые — дипломатов. Последнее направление считалось самым престижным.
В задачу чекистов входила слежка за сотрудниками консульств с целью выявления иностранной агентуры. Все дипломаты без исключения находились в разработке, а самым «интересным» из них еще и полагался хвост — 5-6 человек плюс машина. В ходе слежки они даже имели право нарушать правила дорожного движения. Случись их в этот момент увидеть гаишнику, тому рукой из машины показывали специальный знак.
На каждое консульство велось литерное дело, состоявшее из нескольких разделов — «сотрудники», «режим и служба безопасности», «посетители». Для удобства слежки в квартиры домов, примыкающих стенами к зданиям консульств, селили сотрудников КГБ. Использовались и наблюдательные пункты в домах напротив. Ведь на улице в машине не очень-то подежуришь и прогуливаться возле дипмиссии агентов не отправишь — охрана быстро их расшифрует.
Сами консульства были нашпигованы спецтехникой КГБ. Ее закладывали еще на стадии капремонта зданий. Прослушивались все помещения и телефоны. Периодически службы безопасности консульств устраивали проверки — искать жучки приезжали специальные группы с аппаратурой. Но далеко не всегда им удавалось найти микрофоны (главный секрет был не в них, а в звуководах, передающих сигнал сквозь толщу бетона).
На первых порах дипмиссии в Ленинграде размещались в гостиницах. Это позволяло еще и наблюдать за дипломатами через потолок с помощью визиров. Для чего в комнатах верхнего этажа в определенных местах разбирался пол и в него вставлялись трубки с оптикой, через которые можно было осматривать помещение нижнего этажа в окуляр. Если в такую наблюдательную комнату войдет незнающий человек, он ни за что не обнаружит визир. Доступ к нему можно было получить, только открыв почти невидимый замок в полу. У чекистов были секретные координаты, по которым они определяли местоположение этих замков, открывали их нажатием иголки в нужное место. После этого можно было поднять квадрат паркета и получить доступ к визиру. Специальной кнопкой на нем открывалась оптическая заглушка. Объектив этой миниатюрной подзорной трубы был диаметром всего в миллиметр — так что снизу его было невозможно заметить. Впрочем, однажды в Москве такой казус случился. Чекист, нажав на кнопку, открыл объектив и отлучился от визира, а поскольку в комнате было светло, вниз пошел тонкий солнечный луч. Японец, за которым велось наблюдение, встал на стул, полез посмотреть на удивительное явление и обнаружил шпионский аксессуар.
Визиры бывали очень полезны. Благодаря такому прибору, например, удалось узнать, где начальник канцелярии одного из западных консульств, уходя с работы, прятал ключ от сейфа. Решено было «брать» сейф во время рождественских каникул, когда дипломаты массово выезжают на родину. Прислали медвежатника из Москвы — уникального специалиста по вскрытию сейфов (кстати, трижды лауреата государственной премии). Он привез с собой 10 чемоданов оборудования, включая рентген. Работали ночью. На ключе и на самом сейфе обнаружился счетчик количества открываний. Это не было проблемой. Сейф открыли, находившиеся в нем документы сфотографировали, медвежатник разобрал счетчики и установил в нем на одно открытие меньше. Но допустил какую-то ошибку и счетчик сломался. А таких сейфов в СССР не было. За ним срочно гоняли самолет в одну из европейских стран. Там свои люди помогли раздобыть нужный сейф, с которого сняли счетчик. Вернувшись с каникул, дипломаты ничего не заметили.
Кстати, вскрывали не только чужие сейфы, но и свои. В воспитательных целях. Однажды советский консул в Мексике бы вызван на совещание в Москву. На вопрос чекистов «На кого он оставил консульство?» ответил, что просто запер здание — дескать, там хитроумные, сверхнадежные замки. КГБ, не предупредив дипломата, тут же отправил в Мексику техническую группу, которая вскрыла супер-замки, забрала из консульства секретные документы и доставила в Москву, где их предъявили самонадеянному дипломату.
А разведчиков-«подкрышников» (например, работавших под крышей советских торговых представительств за рубежом) КГБ воспитывал по-другому. Когда они приезжали на переподготовку в Союз, за ними пускали слежку. Тех, кто ее не обнаруживал, по окончании переподготовки задерживали в стране и заставляли выполнять все новые и новые тесты. Так что свои сотрудники слежку КГБ ненавидели больше, чем иностранные шпионы.
Обнаружение хвоста и грамотный отрыв от него — обязательные шпионские навыки. Выйдя на операцию, даже при полной уверенности, что за ним не следят, разведчик все равно должен провести два отрыва от воображаемой слежки. Это закон.
— Была хохма. Мы работали за консулом Германии по культуре Дитером Боденом. И вдруг потеряли. Ходим-ищем, и один из наших чуть на него не наступил! Оказалось, консул прыгнул в грязную, мокрую канаву и лежал в ней, — рассказывает другой ветеран КГБ. — Когда его нашли, консул вскочил и побежал. Вообще подобное поведение не приветствуется. Если объект начинает, как говорили у нас, «собирать баранов» — то есть явно проверяться, крутить головой или в открытую отрываться, слежку за ним сразу усиливают, и агенты почти что берут шустрого дипломата за горло.
Существует неписанное правило: профессиональный разведчик должен уходить от слежки как фокусник — так, чтобы она подумала, будто сама его потеряла. Для этого нужно хорошо знать город, в котором работаешь.
Был случай — двое военных атташе 6 часов бродили по Питеру. Потом вернулись в отель. Слуховой контроль (прослушка) показывал, что они непринужденно болтают в комнате, а наблюдатель увидел через визир, что оба лежат на кроватях в изнеможении. Потому что они не просто гуляли, а изучали улицы, переулки, дворы — все силы отдали, отрабатывая удобные маршруты выявления слежки и ухода от нее.
— Например, ты идешь поздно вечером через Дворцовую площадь, — поясняет бывший сотрудник. — Она пустая. Слежка, чтобы себя не раскрыть, должна будет идти за тобой не прямо, а в обход — по периметру, с другой стороны зданий, окружающих площадь. Для тебя это хорошая возможность уйти. Или другая удобная зона — перекресток Невского проспекта у Гостиного двора и гостиницы «Европейская». Дипломат едет по Невскому в среднем ряду. И вдруг притормаживает. Пропустив другие машины, уходит в правый ряд и останавливается у Гостиного двора — там, где остановка запрещена. Если за ним едет автомобиль слежки, то, затормозив, он сразу себя расшифрует. Значит, хвосту надо будет проехать чуть дальше вперед. За это время, выйдя из машины, дипломат легко может уйти несколькими путями. Зайти в Гостиный двор, а там двинуться в разных направлениях через первый или второй этаж. Или нырнуть в подземный переход, а оттуда — в метро «Невский проспект». Или перейти на другую сторону Невского.
Кстати, в метро, вопреки существующему заблуждению, тоже очень легко отрываться от слежки. Или что-то кому-то незаметно передать — скажем, сбегая по эскалатору, сунуть микропленку пассажиру, стоящему справа. Таких «мертвых» шпионских зон в городе много. Зашел дипломат в букинистический магазин и, рассматривая разные книги, в одной из них оставил закладку. А через пару минут эту же книгу начинает листать другой «книголюб». Как чекисту, не раскрывая себя, этой передаче информации помешать? Или едет иностранец на машине за городом, вдруг тормозит на обочине и углубляется в лес. Агент наружного наблюдения явно туда за ним не пойдет. Ему останется только гадать, зачем иностранец остановился — справить нужду или взять что-то из контейнера, замаскированного под камень, ветку или старую консервную банку, лежащую в какой-нибудь куче дерьма. А один сотрудник консульства просто купил себе велосипед и выезжал на нем поздно вечером, ставя слежку в сложную ситуацию. На машине следовать за ним по безлюдным улицам смешно, а пешком — не успеешь.
— Тяжелая это работа — следить за людьми, — признается один из собеседников. — Ни в туалет сходить, ни поесть нормально. Залетели агенты в кафе перехватить кофе с булочкой, а в этот момент поступает команда: «объект вышел». И они все бросают. Чего только не приходилось придумывать — одна агентесса ночью шла почти километр за иностранцем в куртке обходчицы трамвайных путей, стуча железякой по рельсам. Двое агентов в ожидании шпиона, сидели у него в подъезде на подоконнике с пивом и воблой — изображали алкашей. Мастерству наших сотрудников актеры могли позавидовать. Но лично меня всегда поражало, что, даже потеряв объект, агенты нередко снова его находили. Благодаря профессиональному чутью и хорошему знанию психологии человека, за которым следили.
Существует неписанный кодекс шпионско-дипломатических игр. Он подразумевает не ноты протеста, а, как теперь модно говорить, зеркальный ответ.
Например, сотрудника нашего консульства в Сан-Франциско (того самого которое американцы недавно закрыли) задержали при изъятии тайника. При этом на советского дипломата надели наручники. Это было воспринято, как оскорбление. Нашим чекистам поставили задачу провести в ответ точно такую же операцию в Ленинграде. Объектом разработки стал заместитель генконсула, кадровый сотрудник ЦРУ. С ним начали оперативную игру, которая должна была закончиться его задержанием с поличным при изъятии тайника в стене здания больницы им. Боткина. Чтобы не спугнуть «объект», «наружка» создала видимость, будто его потеряла. А группа оперативников на месте приготовилась в нужный момент по сигналу выскочить из засады. Сигнал этот с наблюдательного пункта на одном из верхних этажей должен был дать руководитель операции — нажать кнопку на специальном передающем устройстве. Дипломат подъехал, вышел из машины, а команды на задержание — все нет. Оперативникам пришлось реагировать на звук шагов. Дипломат при задержании упал на колени, пытался поцарапать себе лицо о корку замершего снега, чтобы на нем остались следы насилия. Но ему не позволили. А содержимое тайника отыскали у него в штанах. При «разборе полетов» выяснилось, что сигнала с наблюдательного пункта не было потому, что начальник в решающий момент перепутал кнопки и жал не на ту!
— Вообще слухи о том, что в КГБ работали очень умные люди, несколько преувеличены, — считает один из наших чекистов. — Многие устраивались в контору по блату. Бывали и комсомольские призывы, когда набирали идейных, но не обязательно умных. Приходилось заниматься подтасовками. Например, у нас существовал вербовочный план — нужно было раз в полгода завербовать одного-двух человек. Иногда начальники сами вербовали агентов и оформляли их на своих бестолковых, но блатных подчиненных.
Удивительно, но некоторые из этих тупых и профнепригодных сотрудников дослужились до очень высоких постов, иные в наши дни возглавляют службы безопасности крупнейших бизнес-империй.
Одной из целей наблюдения за консульствами было недопущение нежелательных контактов иностранных дипломатов с советскими гражданами. Некоторые из них сами стремились выйти на связь с западным спецслужбам. Этих потенциальных предателей в КГБ называли «инициативниками». Однажды кто-то выстрелил из рогатки на территорию генконсульства США записку, в которой предлагал сотрудничество американской разведке. Записку подобрал советский сотрудник дипведомства и передал ее куда следует. С «инициативником» начали игру. Тот в записке просил в случае положительного ответа на его предложение подать два условных сигнала. Оперативники КГБ смогли это сделать. Но осторожный предатель прислал новую запуску и требовал новых сигналов. На их иммитацию потратили немало времени и сил. Наконец, «инициативник», наигравшись в конспирацию, назначил встречу. Его задержали. К разочарованию чекистов, он оказался молодым парнем из Свердловска, который не знал никаких государственных секретов, а просто просадил деньги друзей, выделенные ему на покупку музыкальных инструментов. Не зная, как их вернуть, парень решил стать агентом ЦРУ. Его посадили на 7 лет.
Часто «инициативники» звонили в консульства по телефону. Но так как все номера прослушивались, об этом сразу становилось известно. Если предателю удавалось сразу договориться о встрече с кем-то из дипломатов, чекисты высылали в условленное место машину с фальшивыми дипномерами. Она появлялась за пару минут до приезда реальных иностранцев и увозила «инициативника» прямиком в Большой дом. А если на подготовку встречи со стороны консульства требовались время и как минимум еще один телефонный разговор, чекисты следующий звонок предателя переключали на свою линию. Трубку снимал сотрудник КГБ и, имитируя иностранный акцент, сам назначал «инициативнику» место и время.
Одного предателя-ученого разоблачила его соседка по коммуналке. Тот встречался с американским дипломатом в предбаннике своей квартиры. Американец звонил, но за порог не переступал — они с ученым что-то передавали друг другу между двойными входными дверьми. Это показалось странным бдительной пенсионерке, и она написала заявление в КГБ о том, что к ее соседу «ходит шпион».
Иногда чекисты прибегали к совсем жестким методам. Одно время в генконсульстве Франции стали устраивать показы фильмов для ленинградцев. Народ на них валом валил. В темноте кинозала было не уследить за возможными контактами между дипломатами и советскими гражданами, оказавшимися в соседних креслах. Тогда руководство КГБ поставило задачу скомпрометировать эти сеансы. На них отрядили двух агентов- здоровенных бугаев. Во время просмотра кино они демонстративно лузгали семечки и громко портили воздух. После этого французы прекратили свои показы.
Важнейшим из искусств для чекистов была вербовка иностранцев. Бывало, дипломат отказывал трем вербовщикам, но соглашался на предложение четвертого. Виртуозы из первого главного управления (ПГУ) КГБ даже из казалось бы нейтрального разговора с дипломатом могли создать вербовочную ситуацию.
— Есть одна интересная психологическая особенность. Лучше всего, чтобы вербовочное предложение дипломату делал не тот сотрудник, который его разрабатывал, а коллега, который «не в теме». Подробные знания о ком-то — большой психологический груз. Они будут «зажимать» оперативника при решающем разговоре. И еще очень важно не передавить. Однажды, высокопоставленный чекист делал вербовочное предложение сотруднику американского консульства в Ленинграде. Беседа протекала нормально, дипломат уже почти согласился на сотрудничество, но когда чекист предложил ему выбрать псевдоним, того переклинило, и он отказался.
Сразу после даже, казалось бы, успешной вербовки поведение иностранца требовалось отследить еще и с помощью спецтехники, установленной в консульстве, выяснить — сообщит «завербованный» о состоявшемся разговоре в службу безопасности консульства или нет.
По оценкам чекистов, в среднем вербовке поддавались примерно 5 процентов сотрудников западных консульств. У гостей из развивающихся стран процент был гораздо выше, при том, что консульств этих государств в Ленинграде не имелось вовсе. Вербовочный план делался на студентах. Если сын какого-нибудь африканского короля или арабского шейха вдруг начинал не успевать в учебе, на него выходил чекист и предлагал помочь исправить оценки. В противном случае грозил отчислением. Как правило, это срабатывало — иностранный студент боялся вернуться с позором и навлечь на себя гнев отца.
Фундаментальный принцип успешной вербовки — создание для человека безвыходной ситуации. Но порог безвыходности у каждого свой.
В Москве один иностранный военный атташе, которого пытались завербовать на компромате, даже покончил собой. Но это исключительный, из ряда вон выходящий случай. Любой дипломат, соглашаясь на вербовку, всегда надеется, что, если свои его разоблачат, то не расстреляют, не посадят в тюрьму, а предложат стать двойным агентом — продолжить игру уже на их стороне и нейтрализовать причиненный им вред. Так зачастую и происходит. В этом смысле, вызывает большие вопросы самоубийство небезызвестного Александра Огородника, который стал прототипом «агента Трианона» в фильме «ТАСС уполномочен заявить…» . Огородника, второго секретаря посольства СССР в Колумбии, завербовало ЦРУ на секс-компромате (связь с сотрудницей Колумбийского университета Пилар Суарес могла сломать ему всю карьеру). Он стал работать на американцев, но был разоблачен КГБ и во время задержания в своей московской квартире принял яд. По версии наших собеседников, эта история очень мутная. Трианону не за чем было травиться. Но поскольку Огородник имел компромат на верхушку страны (его любовницей была дочь секретаря ЦК КПСС Константина Русакова), именно этого конкретного предателя было выгоднее ликвидировать. И кстати, никто из сотрудников КГБ, позволивших шпиону принять яд, почему то за этот вопиющий провал не был наказан.
— Я заметил, что завербовать генконсула легче, чем охранника. Для меня в свое время это было открытием, — делится наблюдениями один из чекистов. — Этот на первый взгляд парадокс вполне объясним. Чем выше человек поднимается по карьерной лестнице, тем больше он уязвим. Охранник меньше рискует, ему легче послать подальше вербовщика: «Да и фиг с вами, сливайте вашу информацию». Ну выгонят его из охраны, зато дальше он будет жить спокойно. А дипломат представляет страну. И если он вдруг подставляется, то компрометирует не только себя, но и свое государство.
Самый надежный способ вербовки — поймать иностранца на сексе. В 70-80-е годы в роли агентесс КГБ выступали валютные проститутки и светские львицы. Валютных проституток в Ленинграде насчитывалось порядка пятидесяти. КГБ контролировал всех. Без согласия на сотрудничество проститутку не пустили бы ни в одну из пяти гостиниц с валютными барами, посещаемых иностранцами, — «Прибалтийскую», «Москву», «Ленинград», «Европейскую» и «Асторию» (причем в последней девушки умудрялись обслуживать клиентов прямо под столами, скатерти на которых свисали почти до пола, а в баре царил полумрак).
Работать со светскими львицами было сложнее. В валютных барах они особо не светились — зайдут в гостиницу, заклеят иностранца, а потом стараются встречаться с ним в нейтральных местах. В отличие от проституток, которых в первую очередь интересовали деньги клиентов, эти дамы хотели выйти замуж за иноземца и всегда норовили чекистов обмануть. Бывало, уже и квартира для решающего свидания подготовлена, оснащена необходимой фотоаппаратурой, а агентесса в самый последний момент срывает всю операцию — не едет на встречу. И так могло происходить несколько раз подряд. В те годы использовалась специальная фотопленка со светочувствительностью, позволявшей снимать в темноте без вспышки. Но у нее был короткий срок годности — 4 дня. Поэтому приходилось каждый раз заряжать новую пленку, для чего вызывался специально обученный человек из Москвы. И даже когда, казалось, все было уже на мази — львица и дипломат уединились в нужном месте, — все равно жди подвоха. Например, некоторые дамы старались как-нибудь завесить кровать, чтобы не было видно, что на ней происходит.
Иногда от светской львицы даже не требовался интим. В ее задачу входило просто подать условный сигнал в нужный момент для того, чтобы в комнату вошли чекисты с фотоаппаратами и зафиксировали голого дипломата. Но дамы и тут нарушали инструкции — подавали сигнал не «до того», а «после».
Проститутки работали гораздо эффективнее. Одна из них даже закадрила генконсула. Того сфотографировали у нее на квартире. Когда дипломату аккуратно сообщили об этом (якобы его засняли «некие преступники» с целью шантажа), тот сам попросил «доброжелателя» связать его с руководством КГБ.
— Интересные люди японцы, — вспоминает один из чекистов. — Могли стоять перед проституткой на коленях, признаваться в любви, умолять: «Не бросай меня!». Один, обидевшись на путану, пошел в ванну делать себе харакири. Сотрудники, под контролем которых происходила вся эта сцена, в панике не знали, как поступить — в итоге выломали двери и спасли самурая. Иностранцы — люди с совсем другой психологией. Чтобы понять их, надо долго с ними контактировать. Например, немцы очень тяжелы в общении. Американцы — наглые. Они уверены, что им позволено больше чем всем и даже на тайниковых операциях, обнаружив за собой слежку, не прекращали работать, как остальные, а пытались оторваться и закончить начатое. А вот французы, которые почему-то считаются у нас чрезвычайно культурными и утонченными, на самом деле, жлобы…
Кстати о французах. Как-то в Ленинград прибыл новый генеральный консул этой страны. Наружное наблюдение, установленное за ним, стало сообщать интересные подробности о его поведении. Пожилой мужчина с аристократической внешностью и манерами, гуляя по Невскому проспекту, заговаривал о чем-то с молодыми людьми, вызывая у тех странную реакцию — одни шарахались от генконсула, другие чуть ли не порывались набить ему морду. Стало ясно: француз — голубой. Такое поведение в стране, где мужеложество подпадало под уголовную статью, было очень неосмотрительным. Этим решили воспользоваться — подставить генконсулу молодого человека, которого в тот год гомосексуалисты, собиравшиеся в Катькином садике, выбрали своей «царицей». Группа сотрудников несколько дней висела на хвосте у француза, отслеживая все его передвижения. С ними в машине в ожидании подходящего момента находилась и эта «царица». И удобный момент вскоре настал. К удивлению чекистов генконсул, несмотря на свой высокий дипломатический статус, приехал в обычную городскую баню в Фонарном переулке. Она оказалась местом встреч голубых. «Царица» в сопровождении шести голых сотрудников КГБ, срочно купивших мочалки и полотенца, вошла в общий зал. Именно там наравне с советскими гражданами намыливался и окатывал себя из шайки генкоснул Франции. Один из чекистов изловчился занять место рядом с французом в переполненной бане, а потом ненавязчиво уступил его «царице». Дальше все произошло очень быстро. «Царица» и консул переглянулись, обменялись парой слов, и почти незаметно пожали друг другу руки. После бани дипломат поехал на квартиру к новому знакомому. Контакт развивался успешно. Но генконсула внезапно отозвали на родину. Скорее всего, французская служба безопасности отследила нежелательную связь и вмешалась.
— Голубые вообще очень хорошие агенты. Потому что прекрасные психологи. И к шпионской работе предрасположены всем своим образом жизни. У них развита конспирация. Тот человек, на которого ловили генконсула, потом эмигрировал. И замечательно устроился в одном из западных государств. Ему, агенту КГБ, там даже выделили дом как «советскому узнику совести».
Западные дипломаты вообще нередко оказывались приверженцами нетрадиционной любви. Особенно запомнилась чекистам дама — секретарь консульства крупной европейской страны. По правилам, если дипработникам что-то было нужно, они подавали заявки в Управление по обслуживанию иностранных представительств. Эта сотрудница сначала обратилась туда с просьбой предоставить ей преподавательницу вокала, а потом — учительницу русского языка. И обеим, как показал слуховой контроль, делала недвусмысленные предложения. Первая домогательства иностранки отвергла, вторая вступила с ней в связь. А когда сотрудник КГБ, пользуясь этим, пытался секретаря завербовать, та послала его подальше и даже пригрозила вызвать милицию. Она так уверенно вела себя, потому что лесбиянство в отличие от педерастии в СССР не считалось преступлением, не говоря уж о Западе. Отношения иностранки с учительницей зашли так далеко, что по окончании своей командировки в Ленинград, она решила вывезти подругу в Европу через финскую границу в багажнике автомобиля. Учительница, хоть и дала согласие работать на КГБ, была не прочь бежать из страны. Лесбиянки не говорили о своем плане впрямую, но оперативник, который их вел, догадался о том, что они задумали. После серьезного разговора учительница выдала детали плана. Дипломат должна была подобрать ее на трассе в Финляндию в условленном месте. Этот момент необходимо было заснять. За обочиной дороги вырыли окоп, в него спрятался оперативник и просидел там всю ночь. Пошел дождь, и бедолагу залило водой, после операции он заболел, но задание выполнил — сумел сфотографировать, как секретарь консульства запихивала любовницу в багажник. Дальше все было делом техники. На пропускном пункте в Торфяновке пограничная собака якобы что-то унюхала в багажнике машины. Иностранку заставили его открыть и достали оттуда учительницу. Возбудили уголовное дело о незаконном пересечении границы. Учительница, кстати, потом все равно сбежала к любовнице.
В консульстве ФРГ был свой рисковый сотрудник. Он играл с КГБ в кошки-мышки — соблазнял советских женщин на выездах. Приезжает, допустим, в Псков — знакомится и спит с местной жительницей. Чекисты эту даму быстро вербуют, а немец, зная, как работают спецслужбы, в следующий раз приезжая в Псков, даже ей не звонит и знакомится с новой. Но вообще-то всякие дерзости были чреваты неприятностями. Люди из наружного наблюдения иногда ставили наглецов на место. Могли, например, проколоть шины автомобиля — сначала на одном колесе, а после того, как дипломат поставит запаску, — сразу на всех четырех. На некоторых иностранцев сверху выливались ведра с краской, на других на улице нападали хулиганы. А еще применялись спецсредства — так называемые «компрометирующие препараты». Например, на официальном приеме в посольстве у дипломата, выпившего бокал вина, случался ураганный понос — он даже не успевал добежать до туалета. Другие спецсредства, позволяли мгновенно усыпить человека — да так, что, проснувшись, он даже не помнил, что спал.
Эти взрослые игры весьма увлекательны. Но у них есть и обратная сторона. Оперативная работа в КГБ очень нервная. Надо все время быть в тонусе. Иначе рискуешь навлечь на себя гнев начальства. Даже таким корифеям как Конан Молодый и Рудольф Абель в свое время вменялись серьезные нарушения и просчеты в работе. Первому — перерасход валюты, второму — потерю бдительности (американцы долго его разрабатывали, а Абель этого даже не заметил).
— Когда у тебя срывается несколько вербовок подряд, ты будто чувствуешь со стороны руководства утрату доверия. На тебя начинают смотреть как на дурака. Это очень напрягает. Многие получали инфаркты на этой работе, — признается один из бывших чекистов.
КГБ вербовал не только иностранцев, но и своих граждан. Последним денег за работу на органы почти не платили. Лишь иногда некоторым могла перепасть премия рублей в 30 или женщинам к 8 марта — коробка конфет. Да еще хозяева явочных квартир сдавали за деньги чекистам свою жилплощадь. Большинство же помогало КГБ безвозмездно из чувства долга.
Комитет хоть и не платил деньги завербованным соотечественникам, но становился для них ангелом-хранителем — решал их вопросы на протяжении всей жизни. Одним помогал с работой, другим с лечением, третьих отмазывал от милиции, женщин мог выдать замуж за иностранца. Однако у этой медали была и обратная сторона. В случае если советский гражданин не соглашался сотрудничать с КГБ, и этот факт где-то фиксировался, на человеке, наоборот, ставился крест. На работе ему отказывали в повышении, не выделяли квартиру, не выпускали за границу… А он даже не подозревал, кому обязан столь фатальным своим невезением.
Был и еще один подлый момент. На каждого иностранного дипломата, прибывающего в СССР, автоматически заводилось дело оперативной разработки (ДОР). Эти дела редко чем-то заканчивались. И оперативников, которые их вели, не наказывали за неудачи. Другое дело, если в разработку попадали советские граждане. Если на кого-нибудь из них поступал сигнал, что он изменник, шпион или валютчик, сначала появлялось дело оперативной проверки (ДОП). Если сигнал хотя бы частично подтверждался, заводился ДОР — в этом случае подключали слежку, технику, агентуру. И не дай бог, если разработка была неуспешной. Оперативник получал нагоняй от начальства за то, что силы и средства затрачены были впустую. Поэтому 90 процентов ДОРов в отношении советских граждан, наоборот, были результативными — их отправляли за решетку. И не важно, был на самом деле виновен человек или нет. А представителям партийной элиты и прочим влиятельным людям чаще делали официальное предостережение (то есть предупреждение — особая форма наказания, введенная в 1972 году).
Кстати, партийных функционеров запрещено было и вербовать. Если кто-то из агентов, та же проститутка, по незнанию, вдруг это делала, материал сразу сдавался в архив. И, между прочим, некоторые чекисты считают, что этот запрет погубил СССР: потому в КПСС и проспали Ельцина с Горбачевым, что на них некому было вовремя настучать. Хотя о том, что в стране ожидается перестройка отдельные западные дипломаты, похоже, знали уже в 70-е годы. Например, все тот же сотрудник консульства ФРГ в Ленинграде Дитер Боден был тогда объявлен персоной нон грата. Перед отъездом, он говорил, что прощается ненадолго и снова вернется в город на Неве уже генеральным консулом. С точки зрения дипотношений этот прогноз был абсолютно несбыточным и даже абсурдным. Высланному дипломату никогда не утвердят повторное назначение в стране, где он однажды стал персоной нон грата. Но Дитер Боден в 1992 году, действительно, вернулся генконсулом. Но не в Ленинград, а в Петербург, и не в СССР, а в Россию. То есть как бы в другое государство и поэтому его приезд стал возможным. Но тогда получается, еще в 70-е годы Дитер Боден знал, что на месте СССР скоро будет другая страна? Он вернулся в Питер в «золотое» для дипломатии время. К 1996 году за какие-нибудь пять лет в КГБ было проведено шесть (!) реорганизаций. Спецслужбу покинули многие кадровые сотрудники. Порой даже не хватало бензина для оперативных машин. Именно тогда, в 90-е годы закладывались основы влияния Запада на политику и экономику постсоветской России, и никакой КГБ этому уже не мог помешать…
«Но теперь-то все по-другому», — скажет читатель. Ветераны КГБ, поднаторевшие в тайной войне, не разделяют подобного оптимизма. По их мнению, сегодня власть и бизнес в России поражены вражеской агентурой, как какие-нибудь больные растения ядовитым грибком.
— Если раньше случаи вербовки наших высших чиновников или директоров предприятий были единичными, то теперь они стали массовыми. В этом можно не сомневаться. Если чиновник, депутат или олигарх вывел деньги в офшор или хранит их на иностранных счетах, если у него за границей куплена недвижимость, лечатся родители или учатся дети, то ему и бабу не надо подкладывать. Он уже на крючке. А как воспользоваться этим крючком, какую безвыходную ситуацию смоделировать и как лучше обставить его вербовку — это для любой спецслужбы уже второстепенный вопрос. Поверьте, часть наших успешных, богатых и наделенных властью соотечественников таковыми лишь кажутся. А на самом деле они давно уже — Трианоны. Выполняющие чужие приказы предатели. Подневольные, зависимые, несчастные люди, которые в любой момент могут все потерять.
Не менее интересным знатоком шпионских войн был Вальтер Шеленберг — шеф Штирлица. Его правдивые истории читайте здесь.
Недавно Владимир Путин объявил, что в 2018 году в России обезвредили около 600 вражеских шпионов и их агентов. Кто они и как их ловили, естественно, тайна. Если правда однажды и приоткроется, то случится это не скоро. Журнал «Ваш тайный советник» решил не ждать милостей от спецслужб и поговорил с несколькими ветеранами КГБ СССР. Питерские контрразведчики, в чьи обязанности входила слежка за иностранцами и их вербовка, анонимно приоткрыли завесу увлекательной тайной войны, которая велась в городе и стране, и, надо думать, за последние полвека принципиально не изменилась.
В серьезные подразделения КГБ сотрудники попадали через строгий отбор. В каждом ВУЗе имелся куратор от органов, он с помощью агентов-студентов и старост групп выявлял перспективных, идейно-стойких ребят, и рекомендовал их Большому дому. По окончании института на встречу с кандидатом, на которого были большие виды, приезжал человек в штатском и делал недвусмысленное предложение. Если студент соглашался, начиналась длительная проверка.
— Когда я успешно сдал все выпускные экзамены в своем институте, меня пригласили в отдел кадров ВУЗа. Там уже ждал невысокий интеллигентный человек, — вспоминает один из ветеранов «невидимого фронта». — Первым делом я прошел медкомиссию в Большом доме. Потом, как и положено, после ВУЗа распределился в НИИ, а в свободное время сдавал экзамены уже для КГБ. Задания все усложнялись. Самым первым было — написать характеристики на своих знакомых. Потом я должен был под определенной легендой войти в квартиру к девушке и познакомиться с ней. У меня с девушками никогда не было проблем, но, помню, в тот раз, когда поднимался по лестнице, ноги от страха тряслись. Следующее задание — выведать секретную информацию про один из ленинградских заводов: что выпускает, в каком количестве, куда поставляет и так далее. Я опять-таки выполнил его, познакомившись с работницей этого предприятия. После года такого тестирования меня, наконец, приняли в КГБ…
По иностранцам там работали несколько подразделений. Одни курировали заграничных студентов, другие — туристов, третьи — приезжавших в нашу страну бизнесменов, четвертые — дипломатов. Последнее направление считалось самым престижным.
В задачу чекистов входила слежка за сотрудниками консульств с целью выявления иностранной агентуры. Все дипломаты без исключения находились в разработке, а самым «интересным» из них еще и полагался хвост — 5-6 человек плюс машина. В ходе слежки они даже имели право нарушать правила дорожного движения. Случись их в этот момент увидеть гаишнику, тому рукой из машины показывали специальный знак.
На каждое консульство велось литерное дело, состоявшее из нескольких разделов — «сотрудники», «режим и служба безопасности», «посетители». Для удобства слежки в квартиры домов, примыкающих стенами к зданиям консульств, селили сотрудников КГБ. Использовались и наблюдательные пункты в домах напротив. Ведь на улице в машине не очень-то подежуришь и прогуливаться возле дипмиссии агентов не отправишь — охрана быстро их расшифрует.
Сами консульства были нашпигованы спецтехникой КГБ. Ее закладывали еще на стадии капремонта зданий. Прослушивались все помещения и телефоны. Периодически службы безопасности консульств устраивали проверки — искать жучки приезжали специальные группы с аппаратурой. Но далеко не всегда им удавалось найти микрофоны (главный секрет был не в них, а в звуководах, передающих сигнал сквозь толщу бетона).
На первых порах дипмиссии в Ленинграде размещались в гостиницах. Это позволяло еще и наблюдать за дипломатами через потолок с помощью визиров. Для чего в комнатах верхнего этажа в определенных местах разбирался пол и в него вставлялись трубки с оптикой, через которые можно было осматривать помещение нижнего этажа в окуляр. Если в такую наблюдательную комнату войдет незнающий человек, он ни за что не обнаружит визир. Доступ к нему можно было получить, только открыв почти невидимый замок в полу. У чекистов были секретные координаты, по которым они определяли местоположение этих замков, открывали их нажатием иголки в нужное место. После этого можно было поднять квадрат паркета и получить доступ к визиру. Специальной кнопкой на нем открывалась оптическая заглушка. Объектив этой миниатюрной подзорной трубы был диаметром всего в миллиметр — так что снизу его было невозможно заметить. Впрочем, однажды в Москве такой казус случился. Чекист, нажав на кнопку, открыл объектив и отлучился от визира, а поскольку в комнате было светло, вниз пошел тонкий солнечный луч. Японец, за которым велось наблюдение, встал на стул, полез посмотреть на удивительное явление и обнаружил шпионский аксессуар.
Визиры бывали очень полезны. Благодаря такому прибору, например, удалось узнать, где начальник канцелярии одного из западных консульств, уходя с работы, прятал ключ от сейфа. Решено было «брать» сейф во время рождественских каникул, когда дипломаты массово выезжают на родину. Прислали медвежатника из Москвы — уникального специалиста по вскрытию сейфов (кстати, трижды лауреата государственной премии). Он привез с собой 10 чемоданов оборудования, включая рентген. Работали ночью. На ключе и на самом сейфе обнаружился счетчик количества открываний. Это не было проблемой. Сейф открыли, находившиеся в нем документы сфотографировали, медвежатник разобрал счетчики и установил в нем на одно открытие меньше. Но допустил какую-то ошибку и счетчик сломался. А таких сейфов в СССР не было. За ним срочно гоняли самолет в одну из европейских стран. Там свои люди помогли раздобыть нужный сейф, с которого сняли счетчик. Вернувшись с каникул, дипломаты ничего не заметили.
Кстати, вскрывали не только чужие сейфы, но и свои. В воспитательных целях. Однажды советский консул в Мексике бы вызван на совещание в Москву. На вопрос чекистов «На кого он оставил консульство?» ответил, что просто запер здание — дескать, там хитроумные, сверхнадежные замки. КГБ, не предупредив дипломата, тут же отправил в Мексику техническую группу, которая вскрыла супер-замки, забрала из консульства секретные документы и доставила в Москву, где их предъявили самонадеянному дипломату.
А разведчиков-«подкрышников» (например, работавших под крышей советских торговых представительств за рубежом) КГБ воспитывал по-другому. Когда они приезжали на переподготовку в Союз, за ними пускали слежку. Тех, кто ее не обнаруживал, по окончании переподготовки задерживали в стране и заставляли выполнять все новые и новые тесты. Так что свои сотрудники слежку КГБ ненавидели больше, чем иностранные шпионы.
Обнаружение хвоста и грамотный отрыв от него — обязательные шпионские навыки. Выйдя на операцию, даже при полной уверенности, что за ним не следят, разведчик все равно должен провести два отрыва от воображаемой слежки. Это закон.
— Была хохма. Мы работали за консулом Германии по культуре Дитером Боденом. И вдруг потеряли. Ходим-ищем, и один из наших чуть на него не наступил! Оказалось, консул прыгнул в грязную, мокрую канаву и лежал в ней, — рассказывает другой ветеран КГБ. — Когда его нашли, консул вскочил и побежал. Вообще подобное поведение не приветствуется. Если объект начинает, как говорили у нас, «собирать баранов» — то есть явно проверяться, крутить головой или в открытую отрываться, слежку за ним сразу усиливают, и агенты почти что берут шустрого дипломата за горло.
Существует неписанное правило: профессиональный разведчик должен уходить от слежки как фокусник — так, чтобы она подумала, будто сама его потеряла. Для этого нужно хорошо знать город, в котором работаешь.
Был случай — двое военных атташе 6 часов бродили по Питеру. Потом вернулись в отель. Слуховой контроль (прослушка) показывал, что они непринужденно болтают в комнате, а наблюдатель увидел через визир, что оба лежат на кроватях в изнеможении. Потому что они не просто гуляли, а изучали улицы, переулки, дворы — все силы отдали, отрабатывая удобные маршруты выявления слежки и ухода от нее.
— Например, ты идешь поздно вечером через Дворцовую площадь, — поясняет бывший сотрудник. — Она пустая. Слежка, чтобы себя не раскрыть, должна будет идти за тобой не прямо, а в обход — по периметру, с другой стороны зданий, окружающих площадь. Для тебя это хорошая возможность уйти. Или другая удобная зона — перекресток Невского проспекта у Гостиного двора и гостиницы «Европейская». Дипломат едет по Невскому в среднем ряду. И вдруг притормаживает. Пропустив другие машины, уходит в правый ряд и останавливается у Гостиного двора — там, где остановка запрещена. Если за ним едет автомобиль слежки, то, затормозив, он сразу себя расшифрует. Значит, хвосту надо будет проехать чуть дальше вперед. За это время, выйдя из машины, дипломат легко может уйти несколькими путями. Зайти в Гостиный двор, а там двинуться в разных направлениях через первый или второй этаж. Или нырнуть в подземный переход, а оттуда — в метро «Невский проспект». Или перейти на другую сторону Невского.
Кстати, в метро, вопреки существующему заблуждению, тоже очень легко отрываться от слежки. Или что-то кому-то незаметно передать — скажем, сбегая по эскалатору, сунуть микропленку пассажиру, стоящему справа. Таких «мертвых» шпионских зон в городе много. Зашел дипломат в букинистический магазин и, рассматривая разные книги, в одной из них оставил закладку. А через пару минут эту же книгу начинает листать другой «книголюб». Как чекисту, не раскрывая себя, этой передаче информации помешать? Или едет иностранец на машине за городом, вдруг тормозит на обочине и углубляется в лес. Агент наружного наблюдения явно туда за ним не пойдет. Ему останется только гадать, зачем иностранец остановился — справить нужду или взять что-то из контейнера, замаскированного под камень, ветку или старую консервную банку, лежащую в какой-нибудь куче дерьма. А один сотрудник консульства просто купил себе велосипед и выезжал на нем поздно вечером, ставя слежку в сложную ситуацию. На машине следовать за ним по безлюдным улицам смешно, а пешком — не успеешь.
— Тяжелая это работа — следить за людьми, — признается один из собеседников. — Ни в туалет сходить, ни поесть нормально. Залетели агенты в кафе перехватить кофе с булочкой, а в этот момент поступает команда: «объект вышел». И они все бросают. Чего только не приходилось придумывать — одна агентесса ночью шла почти километр за иностранцем в куртке обходчицы трамвайных путей, стуча железякой по рельсам. Двое агентов в ожидании шпиона, сидели у него в подъезде на подоконнике с пивом и воблой — изображали алкашей. Мастерству наших сотрудников актеры могли позавидовать. Но лично меня всегда поражало, что, даже потеряв объект, агенты нередко снова его находили. Благодаря профессиональному чутью и хорошему знанию психологии человека, за которым следили.
Существует неписанный кодекс шпионско-дипломатических игр. Он подразумевает не ноты протеста, а, как теперь модно говорить, зеркальный ответ.
Например, сотрудника нашего консульства в Сан-Франциско (того самого которое американцы недавно закрыли) задержали при изъятии тайника. При этом на советского дипломата надели наручники. Это было воспринято, как оскорбление. Нашим чекистам поставили задачу провести в ответ точно такую же операцию в Ленинграде. Объектом разработки стал заместитель генконсула, кадровый сотрудник ЦРУ. С ним начали оперативную игру, которая должна была закончиться его задержанием с поличным при изъятии тайника в стене здания больницы им. Боткина. Чтобы не спугнуть «объект», «наружка» создала видимость, будто его потеряла. А группа оперативников на месте приготовилась в нужный момент по сигналу выскочить из засады. Сигнал этот с наблюдательного пункта на одном из верхних этажей должен был дать руководитель операции — нажать кнопку на специальном передающем устройстве. Дипломат подъехал, вышел из машины, а команды на задержание — все нет. Оперативникам пришлось реагировать на звук шагов. Дипломат при задержании упал на колени, пытался поцарапать себе лицо о корку замершего снега, чтобы на нем остались следы насилия. Но ему не позволили. А содержимое тайника отыскали у него в штанах. При «разборе полетов» выяснилось, что сигнала с наблюдательного пункта не было потому, что начальник в решающий момент перепутал кнопки и жал не на ту!
— Вообще слухи о том, что в КГБ работали очень умные люди, несколько преувеличены, — считает один из наших чекистов. — Многие устраивались в контору по блату. Бывали и комсомольские призывы, когда набирали идейных, но не обязательно умных. Приходилось заниматься подтасовками. Например, у нас существовал вербовочный план — нужно было раз в полгода завербовать одного-двух человек. Иногда начальники сами вербовали агентов и оформляли их на своих бестолковых, но блатных подчиненных.
Удивительно, но некоторые из этих тупых и профнепригодных сотрудников дослужились до очень высоких постов, иные в наши дни возглавляют службы безопасности крупнейших бизнес-империй.
Одной из целей наблюдения за консульствами было недопущение нежелательных контактов иностранных дипломатов с советскими гражданами. Некоторые из них сами стремились выйти на связь с западным спецслужбам. Этих потенциальных предателей в КГБ называли «инициативниками». Однажды кто-то выстрелил из рогатки на территорию генконсульства США записку, в которой предлагал сотрудничество американской разведке. Записку подобрал советский сотрудник дипведомства и передал ее куда следует. С «инициативником» начали игру. Тот в записке просил в случае положительного ответа на его предложение подать два условных сигнала. Оперативники КГБ смогли это сделать. Но осторожный предатель прислал новую запуску и требовал новых сигналов. На их иммитацию потратили немало времени и сил. Наконец, «инициативник», наигравшись в конспирацию, назначил встречу. Его задержали. К разочарованию чекистов, он оказался молодым парнем из Свердловска, который не знал никаких государственных секретов, а просто просадил деньги друзей, выделенные ему на покупку музыкальных инструментов. Не зная, как их вернуть, парень решил стать агентом ЦРУ. Его посадили на 7 лет.
Часто «инициативники» звонили в консульства по телефону. Но так как все номера прослушивались, об этом сразу становилось известно. Если предателю удавалось сразу договориться о встрече с кем-то из дипломатов, чекисты высылали в условленное место машину с фальшивыми дипномерами. Она появлялась за пару минут до приезда реальных иностранцев и увозила «инициативника» прямиком в Большой дом. А если на подготовку встречи со стороны консульства требовались время и как минимум еще один телефонный разговор, чекисты следующий звонок предателя переключали на свою линию. Трубку снимал сотрудник КГБ и, имитируя иностранный акцент, сам назначал «инициативнику» место и время.
Одного предателя-ученого разоблачила его соседка по коммуналке. Тот встречался с американским дипломатом в предбаннике своей квартиры. Американец звонил, но за порог не переступал — они с ученым что-то передавали друг другу между двойными входными дверьми. Это показалось странным бдительной пенсионерке, и она написала заявление в КГБ о том, что к ее соседу «ходит шпион».
Иногда чекисты прибегали к совсем жестким методам. Одно время в генконсульстве Франции стали устраивать показы фильмов для ленинградцев. Народ на них валом валил. В темноте кинозала было не уследить за возможными контактами между дипломатами и советскими гражданами, оказавшимися в соседних креслах. Тогда руководство КГБ поставило задачу скомпрометировать эти сеансы. На них отрядили двух агентов- здоровенных бугаев. Во время просмотра кино они демонстративно лузгали семечки и громко портили воздух. После этого французы прекратили свои показы.
Важнейшим из искусств для чекистов была вербовка иностранцев. Бывало, дипломат отказывал трем вербовщикам, но соглашался на предложение четвертого. Виртуозы из первого главного управления (ПГУ) КГБ даже из казалось бы нейтрального разговора с дипломатом могли создать вербовочную ситуацию.
— Есть одна интересная психологическая особенность. Лучше всего, чтобы вербовочное предложение дипломату делал не тот сотрудник, который его разрабатывал, а коллега, который «не в теме». Подробные знания о ком-то — большой психологический груз. Они будут «зажимать» оперативника при решающем разговоре. И еще очень важно не передавить. Однажды, высокопоставленный чекист делал вербовочное предложение сотруднику американского консульства в Ленинграде. Беседа протекала нормально, дипломат уже почти согласился на сотрудничество, но когда чекист предложил ему выбрать псевдоним, того переклинило, и он отказался.
Сразу после даже, казалось бы, успешной вербовки поведение иностранца требовалось отследить еще и с помощью спецтехники, установленной в консульстве, выяснить — сообщит «завербованный» о состоявшемся разговоре в службу безопасности консульства или нет.
По оценкам чекистов, в среднем вербовке поддавались примерно 5 процентов сотрудников западных консульств. У гостей из развивающихся стран процент был гораздо выше, при том, что консульств этих государств в Ленинграде не имелось вовсе. Вербовочный план делался на студентах. Если сын какого-нибудь африканского короля или арабского шейха вдруг начинал не успевать в учебе, на него выходил чекист и предлагал помочь исправить оценки. В противном случае грозил отчислением. Как правило, это срабатывало — иностранный студент боялся вернуться с позором и навлечь на себя гнев отца.
Фундаментальный принцип успешной вербовки — создание для человека безвыходной ситуации. Но порог безвыходности у каждого свой.
В Москве один иностранный военный атташе, которого пытались завербовать на компромате, даже покончил собой. Но это исключительный, из ряда вон выходящий случай. Любой дипломат, соглашаясь на вербовку, всегда надеется, что, если свои его разоблачат, то не расстреляют, не посадят в тюрьму, а предложат стать двойным агентом — продолжить игру уже на их стороне и нейтрализовать причиненный им вред. Так зачастую и происходит. В этом смысле, вызывает большие вопросы самоубийство небезызвестного Александра Огородника, который стал прототипом «агента Трианона» в фильме «ТАСС уполномочен заявить…» . Огородника, второго секретаря посольства СССР в Колумбии, завербовало ЦРУ на секс-компромате (связь с сотрудницей Колумбийского университета Пилар Суарес могла сломать ему всю карьеру). Он стал работать на американцев, но был разоблачен КГБ и во время задержания в своей московской квартире принял яд. По версии наших собеседников, эта история очень мутная. Трианону не за чем было травиться. Но поскольку Огородник имел компромат на верхушку страны (его любовницей была дочь секретаря ЦК КПСС Константина Русакова), именно этого конкретного предателя было выгоднее ликвидировать. И кстати, никто из сотрудников КГБ, позволивших шпиону принять яд, почему то за этот вопиющий провал не был наказан.
— Я заметил, что завербовать генконсула легче, чем охранника. Для меня в свое время это было открытием, — делится наблюдениями один из чекистов. — Этот на первый взгляд парадокс вполне объясним. Чем выше человек поднимается по карьерной лестнице, тем больше он уязвим. Охранник меньше рискует, ему легче послать подальше вербовщика: «Да и фиг с вами, сливайте вашу информацию». Ну выгонят его из охраны, зато дальше он будет жить спокойно. А дипломат представляет страну. И если он вдруг подставляется, то компрометирует не только себя, но и свое государство.
Самый надежный способ вербовки — поймать иностранца на сексе. В 70-80-е годы в роли агентесс КГБ выступали валютные проститутки и светские львицы. Валютных проституток в Ленинграде насчитывалось порядка пятидесяти. КГБ контролировал всех. Без согласия на сотрудничество проститутку не пустили бы ни в одну из пяти гостиниц с валютными барами, посещаемых иностранцами, — «Прибалтийскую», «Москву», «Ленинград», «Европейскую» и «Асторию» (причем в последней девушки умудрялись обслуживать клиентов прямо под столами, скатерти на которых свисали почти до пола, а в баре царил полумрак).
Работать со светскими львицами было сложнее. В валютных барах они особо не светились — зайдут в гостиницу, заклеят иностранца, а потом стараются встречаться с ним в нейтральных местах. В отличие от проституток, которых в первую очередь интересовали деньги клиентов, эти дамы хотели выйти замуж за иноземца и всегда норовили чекистов обмануть. Бывало, уже и квартира для решающего свидания подготовлена, оснащена необходимой фотоаппаратурой, а агентесса в самый последний момент срывает всю операцию — не едет на встречу. И так могло происходить несколько раз подряд. В те годы использовалась специальная фотопленка со светочувствительностью, позволявшей снимать в темноте без вспышки. Но у нее был короткий срок годности — 4 дня. Поэтому приходилось каждый раз заряжать новую пленку, для чего вызывался специально обученный человек из Москвы. И даже когда, казалось, все было уже на мази — львица и дипломат уединились в нужном месте, — все равно жди подвоха. Например, некоторые дамы старались как-нибудь завесить кровать, чтобы не было видно, что на ней происходит.
Иногда от светской львицы даже не требовался интим. В ее задачу входило просто подать условный сигнал в нужный момент для того, чтобы в комнату вошли чекисты с фотоаппаратами и зафиксировали голого дипломата. Но дамы и тут нарушали инструкции — подавали сигнал не «до того», а «после».
Проститутки работали гораздо эффективнее. Одна из них даже закадрила генконсула. Того сфотографировали у нее на квартире. Когда дипломату аккуратно сообщили об этом (якобы его засняли «некие преступники» с целью шантажа), тот сам попросил «доброжелателя» связать его с руководством КГБ.
— Интересные люди японцы, — вспоминает один из чекистов. — Могли стоять перед проституткой на коленях, признаваться в любви, умолять: «Не бросай меня!». Один, обидевшись на путану, пошел в ванну делать себе харакири. Сотрудники, под контролем которых происходила вся эта сцена, в панике не знали, как поступить — в итоге выломали двери и спасли самурая. Иностранцы — люди с совсем другой психологией. Чтобы понять их, надо долго с ними контактировать. Например, немцы очень тяжелы в общении. Американцы — наглые. Они уверены, что им позволено больше чем всем и даже на тайниковых операциях, обнаружив за собой слежку, не прекращали работать, как остальные, а пытались оторваться и закончить начатое. А вот французы, которые почему-то считаются у нас чрезвычайно культурными и утонченными, на самом деле, жлобы…
Кстати о французах. Как-то в Ленинград прибыл новый генеральный консул этой страны. Наружное наблюдение, установленное за ним, стало сообщать интересные подробности о его поведении. Пожилой мужчина с аристократической внешностью и манерами, гуляя по Невскому проспекту, заговаривал о чем-то с молодыми людьми, вызывая у тех странную реакцию — одни шарахались от генконсула, другие чуть ли не порывались набить ему морду. Стало ясно: француз — голубой. Такое поведение в стране, где мужеложество подпадало под уголовную статью, было очень неосмотрительным. Этим решили воспользоваться — подставить генконсулу молодого человека, которого в тот год гомосексуалисты, собиравшиеся в Катькином садике, выбрали своей «царицей». Группа сотрудников несколько дней висела на хвосте у француза, отслеживая все его передвижения. С ними в машине в ожидании подходящего момента находилась и эта «царица». И удобный момент вскоре настал. К удивлению чекистов генконсул, несмотря на свой высокий дипломатический статус, приехал в обычную городскую баню в Фонарном переулке. Она оказалась местом встреч голубых. «Царица» в сопровождении шести голых сотрудников КГБ, срочно купивших мочалки и полотенца, вошла в общий зал. Именно там наравне с советскими гражданами намыливался и окатывал себя из шайки генкоснул Франции. Один из чекистов изловчился занять место рядом с французом в переполненной бане, а потом ненавязчиво уступил его «царице». Дальше все произошло очень быстро. «Царица» и консул переглянулись, обменялись парой слов, и почти незаметно пожали друг другу руки. После бани дипломат поехал на квартиру к новому знакомому. Контакт развивался успешно. Но генконсула внезапно отозвали на родину. Скорее всего, французская служба безопасности отследила нежелательную связь и вмешалась.
— Голубые вообще очень хорошие агенты. Потому что прекрасные психологи. И к шпионской работе предрасположены всем своим образом жизни. У них развита конспирация. Тот человек, на которого ловили генконсула, потом эмигрировал. И замечательно устроился в одном из западных государств. Ему, агенту КГБ, там даже выделили дом как «советскому узнику совести».
Западные дипломаты вообще нередко оказывались приверженцами нетрадиционной любви. Особенно запомнилась чекистам дама — секретарь консульства крупной европейской страны. По правилам, если дипработникам что-то было нужно, они подавали заявки в Управление по обслуживанию иностранных представительств. Эта сотрудница сначала обратилась туда с просьбой предоставить ей преподавательницу вокала, а потом — учительницу русского языка. И обеим, как показал слуховой контроль, делала недвусмысленные предложения. Первая домогательства иностранки отвергла, вторая вступила с ней в связь. А когда сотрудник КГБ, пользуясь этим, пытался секретаря завербовать, та послала его подальше и даже пригрозила вызвать милицию. Она так уверенно вела себя, потому что лесбиянство в отличие от педерастии в СССР не считалось преступлением, не говоря уж о Западе. Отношения иностранки с учительницей зашли так далеко, что по окончании своей командировки в Ленинград, она решила вывезти подругу в Европу через финскую границу в багажнике автомобиля. Учительница, хоть и дала согласие работать на КГБ, была не прочь бежать из страны. Лесбиянки не говорили о своем плане впрямую, но оперативник, который их вел, догадался о том, что они задумали. После серьезного разговора учительница выдала детали плана. Дипломат должна была подобрать ее на трассе в Финляндию в условленном месте. Этот момент необходимо было заснять. За обочиной дороги вырыли окоп, в него спрятался оперативник и просидел там всю ночь. Пошел дождь, и бедолагу залило водой, после операции он заболел, но задание выполнил — сумел сфотографировать, как секретарь консульства запихивала любовницу в багажник. Дальше все было делом техники. На пропускном пункте в Торфяновке пограничная собака якобы что-то унюхала в багажнике машины. Иностранку заставили его открыть и достали оттуда учительницу. Возбудили уголовное дело о незаконном пересечении границы. Учительница, кстати, потом все равно сбежала к любовнице.
В консульстве ФРГ был свой рисковый сотрудник. Он играл с КГБ в кошки-мышки — соблазнял советских женщин на выездах. Приезжает, допустим, в Псков — знакомится и спит с местной жительницей. Чекисты эту даму быстро вербуют, а немец, зная, как работают спецслужбы, в следующий раз приезжая в Псков, даже ей не звонит и знакомится с новой. Но вообще-то всякие дерзости были чреваты неприятностями. Люди из наружного наблюдения иногда ставили наглецов на место. Могли, например, проколоть шины автомобиля — сначала на одном колесе, а после того, как дипломат поставит запаску, — сразу на всех четырех. На некоторых иностранцев сверху выливались ведра с краской, на других на улице нападали хулиганы. А еще применялись спецсредства — так называемые «компрометирующие препараты». Например, на официальном приеме в посольстве у дипломата, выпившего бокал вина, случался ураганный понос — он даже не успевал добежать до туалета. Другие спецсредства, позволяли мгновенно усыпить человека — да так, что, проснувшись, он даже не помнил, что спал.
Эти взрослые игры весьма увлекательны. Но у них есть и обратная сторона. Оперативная работа в КГБ очень нервная. Надо все время быть в тонусе. Иначе рискуешь навлечь на себя гнев начальства. Даже таким корифеям как Конан Молодый и Рудольф Абель в свое время вменялись серьезные нарушения и просчеты в работе. Первому — перерасход валюты, второму — потерю бдительности (американцы долго его разрабатывали, а Абель этого даже не заметил).
— Когда у тебя срывается несколько вербовок подряд, ты будто чувствуешь со стороны руководства утрату доверия. На тебя начинают смотреть как на дурака. Это очень напрягает. Многие получали инфаркты на этой работе, — признается один из бывших чекистов.
КГБ вербовал не только иностранцев, но и своих граждан. Последним денег за работу на органы почти не платили. Лишь иногда некоторым могла перепасть премия рублей в 30 или женщинам к 8 марта — коробка конфет. Да еще хозяева явочных квартир сдавали за деньги чекистам свою жилплощадь. Большинство же помогало КГБ безвозмездно из чувства долга.
Комитет хоть и не платил деньги завербованным соотечественникам, но становился для них ангелом-хранителем — решал их вопросы на протяжении всей жизни. Одним помогал с работой, другим с лечением, третьих отмазывал от милиции, женщин мог выдать замуж за иностранца. Однако у этой медали была и обратная сторона. В случае если советский гражданин не соглашался сотрудничать с КГБ, и этот факт где-то фиксировался, на человеке, наоборот, ставился крест. На работе ему отказывали в повышении, не выделяли квартиру, не выпускали за границу… А он даже не подозревал, кому обязан столь фатальным своим невезением.
Был и еще один подлый момент. На каждого иностранного дипломата, прибывающего в СССР, автоматически заводилось дело оперативной разработки (ДОР). Эти дела редко чем-то заканчивались. И оперативников, которые их вели, не наказывали за неудачи. Другое дело, если в разработку попадали советские граждане. Если на кого-нибудь из них поступал сигнал, что он изменник, шпион или валютчик, сначала появлялось дело оперативной проверки (ДОП). Если сигнал хотя бы частично подтверждался, заводился ДОР — в этом случае подключали слежку, технику, агентуру. И не дай бог, если разработка была неуспешной. Оперативник получал нагоняй от начальства за то, что силы и средства затрачены были впустую. Поэтому 90 процентов ДОРов в отношении советских граждан, наоборот, были результативными — их отправляли за решетку. И не важно, был на самом деле виновен человек или нет. А представителям партийной элиты и прочим влиятельным людям чаще делали официальное предостережение (то есть предупреждение — особая форма наказания, введенная в 1972 году).
Кстати, партийных функционеров запрещено было и вербовать. Если кто-то из агентов, та же проститутка, по незнанию, вдруг это делала, материал сразу сдавался в архив. И, между прочим, некоторые чекисты считают, что этот запрет погубил СССР: потому в КПСС и проспали Ельцина с Горбачевым, что на них некому было вовремя настучать. Хотя о том, что в стране ожидается перестройка отдельные западные дипломаты, похоже, знали уже в 70-е годы. Например, все тот же сотрудник консульства ФРГ в Ленинграде Дитер Боден был тогда объявлен персоной нон грата. Перед отъездом, он говорил, что прощается ненадолго и снова вернется в город на Неве уже генеральным консулом. С точки зрения дипотношений этот прогноз был абсолютно несбыточным и даже абсурдным. Высланному дипломату никогда не утвердят повторное назначение в стране, где он однажды стал персоной нон грата. Но Дитер Боден в 1992 году, действительно, вернулся генконсулом. Но не в Ленинград, а в Петербург, и не в СССР, а в Россию. То есть как бы в другое государство и поэтому его приезд стал возможным. Но тогда получается, еще в 70-е годы Дитер Боден знал, что на месте СССР скоро будет другая страна? Он вернулся в Питер в «золотое» для дипломатии время. К 1996 году за какие-нибудь пять лет в КГБ было проведено шесть (!) реорганизаций. Спецслужбу покинули многие кадровые сотрудники. Порой даже не хватало бензина для оперативных машин. Именно тогда, в 90-е годы закладывались основы влияния Запада на политику и экономику постсоветской России, и никакой КГБ этому уже не мог помешать…
«Но теперь-то все по-другому», — скажет читатель. Ветераны КГБ, поднаторевшие в тайной войне, не разделяют подобного оптимизма. По их мнению, сегодня власть и бизнес в России поражены вражеской агентурой, как какие-нибудь больные растения ядовитым грибком.
— Если раньше случаи вербовки наших высших чиновников или директоров предприятий были единичными, то теперь они стали массовыми. В этом можно не сомневаться. Если чиновник, депутат или олигарх вывел деньги в офшор или хранит их на иностранных счетах, если у него за границей куплена недвижимость, лечатся родители или учатся дети, то ему и бабу не надо подкладывать. Он уже на крючке. А как воспользоваться этим крючком, какую безвыходную ситуацию смоделировать и как лучше обставить его вербовку — это для любой спецслужбы уже второстепенный вопрос. Поверьте, часть наших успешных, богатых и наделенных властью соотечественников таковыми лишь кажутся. А на самом деле они давно уже — Трианоны. Выполняющие чужие приказы предатели. Подневольные, зависимые, несчастные люди, которые в любой момент могут все потерять.
Не менее интересным знатоком шпионских войн был Вальтер Шеленберг — шеф Штирлица. Его правдивые истории читайте здесь.
Многие не поняли, что он хотел сказать при взлете космического корабля
«Начальник Штирлица» о предательстве Мюллера, покушениях на Сталина и диагнозах Гитлера
Многие из послевоенных откровений «начальника Штирлица» и сегодня кажутся сенсационными
