Война — территория любви

На войне женщины влюбляются не только в своих

VK
OK
Facebook
Twitter
Telegram
WhatsApp
Email
Война - территория любви
Если в одном сравнительно небольшом населенном пункте отыскались сразу три таких душераздирающих истории, то можно представить, сколько их в реальности вокруг нас. Историй любви. Не обязательно между людьми разных национальностей. А просто историй любви. Трагических, несбывшихся, красивых. Часто достойных пера Шекспира, Бунина, Достоевского. Но так и не проявленных. Они так и уходят в лету вместе с их участниками. А жаль. Но это и урок журналистам, а больше писателям. Вокруг нас течет, бушует настоящая жизнь. Ищите, фиксируйте ее проявления. А не плодите вымороченных, суррогатных героев, не описывайте высосанные из пальца суррогатные отношения. Не придумывайте то, чего нет. Не прячьте за вычурностью формы нищету содержания. Ищущий да обрящет.

Война есть война. На ней не только убивают и ненавидят, но и любят. И случается, что любят не только своих. В годы второй миро­вой войны у солдат вермахта не считалось большим грехом пода­рить не арийской женщине арий­ского ребенка. Советские воины на территории Германии тоже не всегда вели себя как джентльме­ны. Если русских женщин во вре­мя оккупации чаще всего пресле­довал страх, что их убьют или от­правят в концлагерь, то немки больше всего боялись быть изна­силованными. Полагают, что при штурме Берлина насилию подверг­лась каждая вторая жительница этого города, и до сих пор многие немцы, родившиеся в конце 45-го — начале 46-го годов терзаются сомнениями, не был ли их папа русским.

Но случались и другие любов­ные истории. Немецкий режиссер Норберт Люциус, автор докумен­тального фильма с красноречи­вым названием «Война и любовь» утверждает, что в то время нема­ло немок заводили романы с рус­скими. И это были настоящие бес­корыстные любовные увлечения, потому что советские солдаты и офицеры в отличие от американ­цев и англичан не имели возмож­ности дарить своим немецким по­другам подарки. А влюблялись ли русские женщины в чужих солдат? Конечно, влюблялись. Еще недав­но эти истории любви не могли по­явиться на страницах печати по этическим и идеологическим при­чинам. И совершенно напрасно. На наш взгляд, некоторые из них стоят того, чтобы быть рассказан­ными нашим читателям.

Все истории записаны со слов непосредственных участников тех далеких событий или их близ­ких родственников. Записаны в Ленинградской области — в одном единственном поселке Комму­нар. А сколько таких поселков по всей России.

История первая: Любить по-французски

Генрих Жирардет и Сашенька Кашперова
До самой смерти французский солдат Генрих Жирардет писал письма своей первой любви Сашеньке Кашперовой

Саша Кашперова и Генрих Жирардет познакомились в плену. 16-летнюю Сашу немцы вывезли из Коммунара в 1941 году. Сначала поместили в концла­герь на территории Польши, а спустя два года через биржу труда продали в Восточ­ную Пруссию немецкому землевладель­цу. У того в доме уже работали несколько пленных. Среди них 27-летний француз­ский солдат Жирардет. Был он черный, как жук, хорошо разбирался в технике, знал немецкий, итальянский и польский языки. Ну а как увидел Сашеньку Кашперову, взялся еще и за русский. Выучил его за три месяца, и с тех пор девушке прохода не давал. Все рассказывал ей про Францию, а она ему, разумеется, про Рос­сию. И от этих разговоров в 1944 году ро­дился у них мальчик по имени Витя. Ген­рих у Сашеньки был первым мужчиной, а она у него — первой женщиной. Молодые люди хотели пожениться. Но немецкий священник не стал венчать католика и православную.

В марте 1945 года в Восточную Прус­сию вошли советские войска, и вопрос о венчании отпал сам собой. Пленных осво­бодили. Предлагал Генрих Саше ехать во Францию, но советская девушка наотрез отказалась жить в капиталистической стране. Тогда француз отправился с ней и девятимесячным сыном в Россию. Быв­шим пленным разрешили поселиться в Ярославской области. Генрих устроился на работу в МТС, но сразу же заболел вос­палением легких и слег. Он был почти при смерти, когда Александра от отчая­ния посадила любимого на поезд до Моск­вы, наказала ему по приезде обратиться к первому же милиционеру, чтобы тот по­мог устроиться в какую-нибудь больни­цу.

До Москвы Генрих Жирардет не до­ехал. Сначала получила Саша от него письмо из больницы в Коломне. А спустя месяцев пять еще одно письмо… из Фран­ции. Советские власти отправили француза домой.

Стала Александра Кашперова ездить по инстанциям, хлопотать, чтобы ей с сы­ном разрешили уехать во Францию. Об этом же ходатайствовало французское посольство в Москве. Но на все просьбы был получен отказ. Так и осталась Саша жить в СССР, а Генрих — во Франции.

Через несколько лет у обоих возникли новые семьи. Но до самой смерти отец де­вятерых детей Генрих Жирардет писал на ломаном русском нежные письма сво­ей милой Сашеньке.

Когда Вите Кашперову исполнилось 15 лет, отец, уплатив огромную пошлину, прислал ему из Франции автомобиль. Но машину юноше не отдали, куда она исчезла по дороге из Безансона в Ленин­град, осталось загадкой. Отец и сын так никогда и не встретились. А вот с Сашей Генриху еще разок свидеться довелось.

В 1976 году Жирардет вместе со стар­шей дочерью на два дня приезжал по тур­путевке в Москву. Александра взяла от­пуск у себя на работе и примчалась в сто­лицу. В гостинице «Россия», где остано­вился Генрих, какие-то люди устроили ей настоящий допрос. Даже в Питер на Ли­тейный звонили. Но номер комнаты Жи­рардета сообщить отказались. С большим трудом «через одну хорошую уборщицу» Саша все-таки выяснила, где обитают французы. Целый день ждала, пока те вернутся с экскурсии. И наконец увидала. С другого конца коридора к ней спешил пожилой лысый плачущий чело­век — дурная постаревшая копия того, с кем когда-то они были вместе целых два года.

Проговорили лишь час, и Генриху с дочкой нужно было уже уезжать. Саша проводила их в аэропорт и поехала домой в Ленинград. А из Франции ей все шли и шли письма. Их скопилось немало. Алек­сандра Кашперова работала заведующей магазином и хранила эти письма в одной из кладовок. Как-то раз на них случайно наткнулся муж Владимир. Начал ревно­вать, и семья вскоре распалась.

Последнее письмо пришло в 1988 году. В нем лежала газетная вырезка. «Умер патриот Франции». В статье под таким заголовком сообщалось о скоропостиж­ной кончине — прямо в поле на тракторе — 72-летнего Генриха Жирардета. Среди прочей информации о покойном на стра­ницах французской газеты была расска­зана история о том, как давным-давно он очень хотел вывезти из России жену и ре­бенка. Хотел, да не вывез.

Виктор Кашперов сейчас летает коман­диром корабля на ТУ-154, а Александра Павловна живет в Сосновом Бору. В по­следнее время она много болеет и совсем не выходит из дома. Рассказывая о той единственной встрече с Жирардетом в Москве, эта женщина не смогла сдержать слез. Но на вопрос: «Вы сильно любили его?» неожиданно ответила: «А вы знаете, ведь особой любви-то и не было». И как бы в доказательство отсутствия всяких чувств отдала мне одно из пожелтевших писем француза. По случайности оказа­лось оно именно тем письмом, которое Генрих Жирардет прислал Саше Кашперовой сразу после встречи в Москве. Есть в нем такие строчки: «Я все время ишо те­бя видеть перед глазами. Но как быстро прошло ето время. Я жду кажде динь письмо. Мой серее ощинь болно. Как я вам лублу. Навсехда.»

История вторая: «Я была патриоткой Родины»

Учительница Таня Поворова
Учительнице Тане Поворовой влюбленный австриец всю жизнь поломал
Таня Поворова была девушкой пра­вильной и начитанной. Работала в школе учительницей, считала себя патриоткой Родины и стихи многих советских поэтов знала наизусть. Ее брат Сергей жил в Москве, сестра Зина — в Ленинграде. Брат занимал ответственную должность мини­стра бумажной промышленности СССР, сестра, бывшая секретная машинистка в партизанском отряде, работала инструк­тором райкома партии. Таня же прожи­вала в небольшом поселке, потому что «брат, очень строгий и честный был, ска­зал: «Люди и на селе нужны». Здесь-то на селе и случилась история, круто изменившая жизнь и брата, и сестры, и самой Тани.
Шел 1946 год. И ничто не предвещало беды. Особенно красивой Татьяна себя не считала, «свеженькая просто была, да и все». К тому же одеваться старалась мод­но. Но воздыхателей у 25-летней образо­ванной девушки в сельской местности было немало. Среди них — Яков Михайло­вич Сокол, начальник крупного лагеря немецких военнопленных. Яков Михай­лович называл Таню «панночкой». Гово­рил: «Танечка, я вас не люблю — я вас обо­жаю. А обожать — это больше чем лю­бить». Сокол приглашал девушку в клуб на концерты, которые давали пленные немцы, захаживал к ней в гости. Но пред­ложения не делал. Потому что не мог. Во-первых, был Яков Михайлович женат, и где-то в Эстонии у него находилась семья. Во-вторых, однажды признался, что в войну после одной из бомбежек сде­лался несостоятелен как мужчина и с тех пор лечился от полового бессилия.

Нередко во время встреч с Таней Пово­ровой Сокола вызывали в штаб. За на­чальником лагеря приходил переводчик-австриец из пленных. Звали его Клеменс Крачман. Было ему 27 лет. Австриец доб­ровольно сдался советским войскам и по­этому получил разрешение свободно хо­дить по поселку.

«Он хороший был человек, мягкий. Мы с ним понимали друг друга», — такими словами вспоминает его 76-летняя ба­бушка Таня. Именно этот австриец завла­дел ее сердцем в далеком 46-м. Но не сразу, а после длительного ухаживания. «Иду за водой или еще куда-нибудь, глядь — он навстречу. — рассказывает ста­рушка и обязательно добавляет, — ника­ких близких отношений у нас не было. Так, разговаривали просто».

Звал влюбленный австрийский солдат девушку с собой за границу, предлагал выйти за него замуж, но получил отказ: «Потому что я заграницу эту, вы уж прос­тите меня, ненавижу. Он, хоть за мной ухаживал, стремился, но я сразу сказала: «Клеменс, с Родины никуда, не нужна мне ваша прекрасная жизнь».

Тогда австриец решил сам остаться в России. Написал письмо Сталину: так мол и так — я люблю русскую учительни­цу и хочу жить в Советском Союзе. Но ответа не дождался. Ответ получила Та­тьяна.

В феврале 1947 года за учительницей пришли из НКВД. В тюрьме девушку би­ли, заставляли часами смотреть на ка­кой-то прожектор, требовали дать пока­зания на… брата-министра. Началось «ленинградское дело», а Сергей Поворов был выдвиженцем из Ленинграда. Те­перь ему пытались пришить связь с нем­цами и австрийцами через сестру.

После долгих допросов у Тани «высох» глаз, появилась опухоль на «женской железе» и детей она теперь иметь не могла. Но брата своего Татьяна следова­телям не сдала. Того даже не посадили, а просто сняли с должности — через два го­да он умер от разрыва сердца. Таню вы­слали в глухую деревню. А Клеменса Крачмана отправили в Австрию. Его письма, адрес и фотографии уничтожи­ла сестра Зина «от греха подальше». Вот собственно и все.

Потом Таня Поворова вступила в партию, была депутатом. Но замуж так и не вышла, хотя звали не раз. Почему? «А не любила никого. Чего людей зря обма­нывать». Только на склоне лет пошла Та­тьяна жить к пожилому одинокому инва­лиду, который ухаживал за ней почти 20 лет. Пожалела его, как когда-то Якова Михайловича Сокола, и «попала в руки нехорошие ради своей доброты. Ему, ин­валиду, кто-то наболтал про Клеменса. Теперь, когда выпьет, может сказать грубое слово или драться начнет».

Ну а что же австриец? Вспоминает ли бабушка о своей первой любви? «Чего теперь, сыночка, об этом говорить. 50 лет прошло. Он, наверное, уже умер. Жизнь прошла, и хорошего в ней было мало. Значит, не судьба.»

Последнюю фразу бабушка Таня в на­шем с ней разговоре произнесла несколь­ко раз. Давно простила она и тех следова­телей из НКВД, что пустили когда-то ее жизнь под откос. «Господь с ними! Не ос­талось уже на них ненависти», — сказала на прощанье сгорбленная старушка в штопаной ветхой одежде и пошла назад в дом воевать со своим пьяным и злым ин­валидом.

История третья: «Ночь светла...»

«Ночь светла. Над рекой тихо светит луна. И блестит сереб­ром голубая волна…» — этот ро­манс был очень популярен пе­ред войной. Сердца многих де­вушек размягчались, стоило им заслышать пластинку с голо­сом Изабеллы Юрьевой. «Под луной расцвели голубые цветы. Они в сердце моем пробудили мечты». Вот и на сердце жи­тельницы поселка Коммунар Ольги Курицыной было неспо­койно. Говорят, для этого насе­ленного пункта она была очень необычной, талантливой жен­щиной. Хорошо играла на гита­ре и пела. А романс «Ночь свет­ла…» исполняла чаще всего. Ее муж Алексей был музыкантом в духовом оркестре, а сыну Ва­лечке исполнилось четыре го­да, когда началась война. Алек­сей Курицын ушел на фронт, а в Коммунар пришли немцы.

Теперь трудно вспомнить, как все произошло в действительности, но рассказывают, что с тем немецким солдатом Ольга познакомилась в клубе: то ли она что-то пела там под гитару, то ли сами немцы давали концерт. Но так случи­лось, что 25-летняя советская женщина и солдат вражеской армии полюбили друг друга. В этом не может быть никаких сомнений, потому что как толь­ко немецкую часть вывели из Коммунара и отправили на передовую, этот солдат сразу же дезертировал и прибежал к Ольге Курицыной. Его поймали и вернули на позиции. Тогда он убежал к ней во второй раз. Немецкие командиры прекрасно знали, что их подчиненный бегает к женщине, чей муж воюет в Красной Армии. Солдата предупредили, что если подобное повторится, он будет предан » военно-полевому суду. Но немца это не остановило. Он убежал вновь. К этому време­ни Ольга Курицына уже была от него беременна.

В тот последний вечер зимой 1942 года Ольга сидела со своим любимым, пела и играла для него на гитаре. Потом стала укладывать спать сына Валю. Она сказала ему на про­щанье: «Сыночек, прости меня, я ничего не могу сделать, я не знаю, как мне дальше посту­пить». Пожелала мальчику спокойной ночи и вернулась к столу.

Валя Курицын проснулся от грохота. В комнате пахло поро­ховой гарью. Мать лежала в крови на полу. Потом на его глазах немец выстрелил в себя. Когда в комнату прибежала ба­бушка, мальчик стоял в своей детской кроватке и плакал.

Немцы похоронили своего солдата не на воинском кладби­ще, а возле обочины дороги. Вместо креста воткнули в зем­лю табличку с надписью: «По­гиб из-за русской б…».

Музыкант духового оркестра Алексей Курицын прошел всю войну. Весной 45-го собрался возвращаться домой. Но в этот момент получил из Коммунара письмо. Кто-то написал ему обо всем. И Алексей в Коммунар не поехал. Остался в армии. Слу­жил в Финляндии, потом пере­брался в Эстонию и женился там на эстонке.

Раньше историю о том, как Ольга Курицына и немецкий солдат убили друг друга из-за любви, знали все жители Ком­мунара. Потом стали понемно­гу забывать. И теперь мало кто вспомнит о том, что случилось в этом поселке почти 80 лет назад.

Вале Курицыну, на глазах которого произошла эта драма, — в детстве здорово достава­лось от сверстников. Потом он окончил в Питере море­ходку, ходил в море. Но в конце концов уехал в Эсто­нию к отцу и получил там гражданство. То, что случи­лось зимой 42-го, не застави­ло его думать плохо о матери. Как рассказывают некогда близкие к нему люди, он очень любил ее, никогда не осуждал и даже посвятил ей поэму в стихах. И еще не мог спокойно слушать романс «Ночь светла…»

«В эту ночь, при луне
На чужой стороне,
Милый друг, нежный друг,
Помни ты обо мне.»

Валя Курицын
На глазах этого мальчика, Вали Курицына, его мать и немецкий солдат, влюбленные друг в друга, покончили жизнь самоубийством.

Владлен Чертинов
Фото из семейных архивов и военной фотохроники

Статья из газеты «Комсомольская правда» в Петербурге» от 17 октября 1997 года
Война — территория любви-2
Печальная судьба маленького сына советской женщины и немецкого фельдфебеля.
рекомендую
Сегодня на Западе много пишут про «изнасилованную Германию». А между тем немки во время войны, даже самые порядочные, сами отдавались советским солдатам и офицерам за одну шоколадку или одну сигарету. Об этом и многом другом рассказал военный переводчик Вениамин Якубовский, участвовавший в 1945 году в процедурах дележа военных трофеев побежденной Германии странами-союзницами. Текст «Счастливчик Веня» будет опубликован позднее.

Война — территория любви

На войне женщины влюбляются не только в своих

VK
OK
Facebook
Twitter
Telegram
WhatsApp
Email
Война - территория любви
Если в одном сравнительно небольшом населенном пункте отыскались сразу три таких душераздирающих истории, то можно представить, сколько их в реальности вокруг нас. Историй любви. Не обязательно между людьми разных национальностей. А просто историй любви. Трагических, несбывшихся, красивых. Часто достойных пера Шекспира, Бунина, Достоевского. Но так и не проявленных. Они так и уходят в лету вместе с их участниками. А жаль. Но это и урок журналистам, а больше писателям. Вокруг нас течет, бушует настоящая жизнь. Ищите, фиксируйте ее проявления. А не плодите вымороченных, суррогатных героев, не описывайте высосанные из пальца суррогатные отношения. Не придумывайте то, чего нет. Не прячьте за вычурностью формы нищету содержания. Ищущий да обрящет.
Война есть война. На ней не только убивают и ненавидят, но и любят. И случается, что любят не только своих. В годы второй миро­вой войны у солдат вермахта не считалось большим грехом пода­рить не арийской женщине арий­ского ребенка. Советские воины на территории Германии тоже не всегда вели себя как джентльме­ны. Если русских женщин во вре­мя оккупации чаще всего пресле­довал страх, что их убьют или от­правят в концлагерь, то немки больше всего боялись быть изна­силованными. Полагают, что при штурме Берлина насилию подверг­лась каждая вторая жительница этого города, и до сих пор многие немцы, родившиеся в конце 45-го — начале 46-го годов терзаются сомнениями, не был ли их папа русским.

Но случались и другие любов­ные истории. Немецкий режиссер Норберт Люциус, автор докумен­тального фильма с красноречи­вым названием «Война и любовь» утверждает, что в то время нема­ло немок заводили романы с рус­скими. И это были настоящие бес­корыстные любовные увлечения, потому что советские солдаты и офицеры в отличие от американ­цев и англичан не имели возмож­ности дарить своим немецким по­другам подарки. А влюблялись ли русские женщины в чужих солдат? Конечно, влюблялись. Еще недав­но эти истории любви не могли по­явиться на страницах печати по этическим и идеологическим при­чинам. И совершенно напрасно. На наш взгляд, некоторые из них стоят того, чтобы быть рассказан­ными нашим читателям.

Все истории записаны со слов непосредственных участников тех далеких событий или их близ­ких родственников. Записаны в Ленинградской области — в одном единственном поселке Комму­нар. А сколько таких поселков по всей России.

История первая: Любить по-французски

Генрих Жирардет и Сашенька Кашперова
До самой смерти французский солдат Генрих Жирардет писал письма своей первой любви Сашеньке Кашперовой

Саша Кашперова и Генрих Жирардет познакомились в плену. 16-летнюю Сашу немцы вывезли из Коммунара в 1941 году. Сначала поместили в концла­герь на территории Польши, а спустя два года через биржу труда продали в Восточ­ную Пруссию немецкому землевладель­цу. У того в доме уже работали несколько пленных. Среди них 27-летний француз­ский солдат Жирардет. Был он черный, как жук, хорошо разбирался в технике, знал немецкий, итальянский и польский языки. Ну а как увидел Сашеньку Кашперову, взялся еще и за русский. Выучил его за три месяца, и с тех пор девушке прохода не давал. Все рассказывал ей про Францию, а она ему, разумеется, про Рос­сию. И от этих разговоров в 1944 году ро­дился у них мальчик по имени Витя. Ген­рих у Сашеньки был первым мужчиной, а она у него — первой женщиной. Молодые люди хотели пожениться. Но немецкий священник не стал венчать католика и православную.

В марте 1945 года в Восточную Прус­сию вошли советские войска, и вопрос о венчании отпал сам собой. Пленных осво­бодили. Предлагал Генрих Саше ехать во Францию, но советская девушка наотрез отказалась жить в капиталистической стране. Тогда француз отправился с ней и девятимесячным сыном в Россию. Быв­шим пленным разрешили поселиться в Ярославской области. Генрих устроился на работу в МТС, но сразу же заболел вос­палением легких и слег. Он был почти при смерти, когда Александра от отчая­ния посадила любимого на поезд до Моск­вы, наказала ему по приезде обратиться к первому же милиционеру, чтобы тот по­мог устроиться в какую-нибудь больни­цу.

До Москвы Генрих Жирардет не до­ехал. Сначала получила Саша от него письмо из больницы в Коломне. А спустя месяцев пять еще одно письмо… из Фран­ции. Советские власти отправили француза домой.

Стала Александра Кашперова ездить по инстанциям, хлопотать, чтобы ей с сы­ном разрешили уехать во Францию. Об этом же ходатайствовало французское посольство в Москве. Но на все просьбы был получен отказ. Так и осталась Саша жить в СССР, а Генрих — во Франции.

Через несколько лет у обоих возникли новые семьи. Но до самой смерти отец де­вятерых детей Генрих Жирардет писал на ломаном русском нежные письма сво­ей милой Сашеньке.

Когда Вите Кашперову исполнилось 15 лет, отец, уплатив огромную пошлину, прислал ему из Франции автомобиль. Но машину юноше не отдали, куда она исчезла по дороге из Безансона в Ленин­град, осталось загадкой. Отец и сын так никогда и не встретились. А вот с Сашей Генриху еще разок свидеться довелось.

В 1976 году Жирардет вместе со стар­шей дочерью на два дня приезжал по тур­путевке в Москву. Александра взяла от­пуск у себя на работе и примчалась в сто­лицу. В гостинице «Россия», где остано­вился Генрих, какие-то люди устроили ей настоящий допрос. Даже в Питер на Ли­тейный звонили. Но номер комнаты Жи­рардета сообщить отказались. С большим трудом «через одну хорошую уборщицу» Саша все-таки выяснила, где обитают французы. Целый день ждала, пока те вернутся с экскурсии. И наконец увидала. С другого конца коридора к ней спешил пожилой лысый плачущий чело­век — дурная постаревшая копия того, с кем когда-то они были вместе целых два года.

Проговорили лишь час, и Генриху с дочкой нужно было уже уезжать. Саша проводила их в аэропорт и поехала домой в Ленинград. А из Франции ей все шли и шли письма. Их скопилось немало. Алек­сандра Кашперова работала заведующей магазином и хранила эти письма в одной из кладовок. Как-то раз на них случайно наткнулся муж Владимир. Начал ревно­вать, и семья вскоре распалась.

Последнее письмо пришло в 1988 году. В нем лежала газетная вырезка. «Умер патриот Франции». В статье под таким заголовком сообщалось о скоропостиж­ной кончине — прямо в поле на тракторе — 72-летнего Генриха Жирардета. Среди прочей информации о покойном на стра­ницах французской газеты была расска­зана история о том, как давным-давно он очень хотел вывезти из России жену и ре­бенка. Хотел, да не вывез.

Виктор Кашперов сейчас летает коман­диром корабля на ТУ-154, а Александра Павловна живет в Сосновом Бору. В по­следнее время она много болеет и совсем не выходит из дома. Рассказывая о той единственной встрече с Жирардетом в Москве, эта женщина не смогла сдержать слез. Но на вопрос: «Вы сильно любили его?» неожиданно ответила: «А вы знаете, ведь особой любви-то и не было». И как бы в доказательство отсутствия всяких чувств отдала мне одно из пожелтевших писем француза. По случайности оказа­лось оно именно тем письмом, которое Генрих Жирардет прислал Саше Кашперовой сразу после встречи в Москве. Есть в нем такие строчки: «Я все время ишо те­бя видеть перед глазами. Но как быстро прошло ето время. Я жду кажде динь письмо. Мой серее ощинь болно. Как я вам лублу. Навсехда.»

История вторая: «Я была патриоткой Родины»

Учительница Таня Поворова
Учительнице Тане Поворовой влюбленный австриец всю жизнь поломал
Таня Поворова была девушкой пра­вильной и начитанной. Работала в школе учительницей, считала себя патриоткой Родины и стихи многих советских поэтов знала наизусть. Ее брат Сергей жил в Москве, сестра Зина — в Ленинграде. Брат занимал ответственную должность мини­стра бумажной промышленности СССР, сестра, бывшая секретная машинистка в партизанском отряде, работала инструк­тором райкома партии. Таня же прожи­вала в небольшом поселке, потому что «брат, очень строгий и честный был, ска­зал: «Люди и на селе нужны». Здесь-то на селе и случилась история, круто изменившая жизнь и брата, и сестры, и самой Тани.

Шел 1946 год. И ничто не предвещало беды. Особенно красивой Татьяна себя не считала, «свеженькая просто была, да и все». К тому же одеваться старалась мод­но. Но воздыхателей у 25-летней образо­ванной девушки в сельской местности было немало. Среди них — Яков Михайло­вич Сокол, начальник крупного лагеря немецких военнопленных. Яков Михай­лович называл Таню «панночкой». Гово­рил: «Танечка, я вас не люблю — я вас обо­жаю. А обожать — это больше чем лю­бить». Сокол приглашал девушку в клуб на концерты, которые давали пленные немцы, захаживал к ней в гости. Но пред­ложения не делал. Потому что не мог. Во-первых, был Яков Михайлович женат, и где-то в Эстонии у него находилась семья. Во-вторых, однажды признался, что в войну после одной из бомбежек сде­лался несостоятелен как мужчина и с тех пор лечился от полового бессилия.

Нередко во время встреч с Таней Пово­ровой Сокола вызывали в штаб. За на­чальником лагеря приходил переводчик-австриец из пленных. Звали его Клеменс Крачман. Было ему 27 лет. Австриец доб­ровольно сдался советским войскам и по­этому получил разрешение свободно хо­дить по поселку.

«Он хороший был человек, мягкий. Мы с ним понимали друг друга», — такими словами вспоминает его 76-летняя ба­бушка Таня. Именно этот австриец завла­дел ее сердцем в далеком 46-м. Но не сразу, а после длительного ухаживания. «Иду за водой или еще куда-нибудь, глядь — он навстречу. — рассказывает ста­рушка и обязательно добавляет, — ника­ких близких отношений у нас не было. Так, разговаривали просто».

Звал влюбленный австрийский солдат девушку с собой за границу, предлагал выйти за него замуж, но получил отказ: «Потому что я заграницу эту, вы уж прос­тите меня, ненавижу. Он, хоть за мной ухаживал, стремился, но я сразу сказала: «Клеменс, с Родины никуда, не нужна мне ваша прекрасная жизнь».

Тогда австриец решил сам остаться в России. Написал письмо Сталину: так мол и так — я люблю русскую учительни­цу и хочу жить в Советском Союзе. Но ответа не дождался. Ответ получила Та­тьяна.

В феврале 1947 года за учительницей пришли из НКВД. В тюрьме девушку би­ли, заставляли часами смотреть на ка­кой-то прожектор, требовали дать пока­зания на… брата-министра. Началось «ленинградское дело», а Сергей Поворов был выдвиженцем из Ленинграда. Те­перь ему пытались пришить связь с нем­цами и австрийцами через сестру.

После долгих допросов у Тани «высох» глаз, появилась опухоль на «женской железе» и детей она теперь иметь не могла. Но брата своего Татьяна следова­телям не сдала. Того даже не посадили, а просто сняли с должности — через два го­да он умер от разрыва сердца. Таню вы­слали в глухую деревню. А Клеменса Крачмана отправили в Австрию. Его письма, адрес и фотографии уничтожи­ла сестра Зина «от греха подальше». Вот собственно и все.

Потом Таня Поворова вступила в партию, была депутатом. Но замуж так и не вышла, хотя звали не раз. Почему? «А не любила никого. Чего людей зря обма­нывать». Только на склоне лет пошла Та­тьяна жить к пожилому одинокому инва­лиду, который ухаживал за ней почти 20 лет. Пожалела его, как когда-то Якова Михайловича Сокола, и «попала в руки нехорошие ради своей доброты. Ему, ин­валиду, кто-то наболтал про Клеменса. Теперь, когда выпьет, может сказать грубое слово или драться начнет».

Ну а что же австриец? Вспоминает ли бабушка о своей первой любви? «Чего теперь, сыночка, об этом говорить. 50 лет прошло. Он, наверное, уже умер. Жизнь прошла, и хорошего в ней было мало. Значит, не судьба.»

Последнюю фразу бабушка Таня в на­шем с ней разговоре произнесла несколь­ко раз. Давно простила она и тех следова­телей из НКВД, что пустили когда-то ее жизнь под откос. «Господь с ними! Не ос­талось уже на них ненависти», — сказала на прощанье сгорбленная старушка в штопаной ветхой одежде и пошла назад в дом воевать со своим пьяным и злым ин­валидом.

История третья: «Ночь светла...»

«Ночь светла. Над рекой тихо светит луна. И блестит сереб­ром голубая волна…» — этот ро­манс был очень популярен пе­ред войной. Сердца многих де­вушек размягчались, стоило им заслышать пластинку с голо­сом Изабеллы Юрьевой. «Под луной расцвели голубые цветы. Они в сердце моем пробудили мечты». Вот и на сердце жи­тельницы поселка Коммунар Ольги Курицыной было неспо­койно. Говорят, для этого насе­ленного пункта она была очень необычной, талантливой жен­щиной. Хорошо играла на гита­ре и пела. А романс «Ночь свет­ла…» исполняла чаще всего. Ее муж Алексей был музыкантом в духовом оркестре, а сыну Ва­лечке исполнилось четыре го­да, когда началась война. Алек­сей Курицын ушел на фронт, а в Коммунар пришли немцы.

Теперь трудно вспомнить, как все произошло в действительности, но рассказывают, что с тем немецким солдатом Ольга познакомилась в клубе: то ли она что-то пела там под гитару, то ли сами немцы давали концерт. Но так случи­лось, что 25-летняя советская женщина и солдат вражеской армии полюбили друг друга. В этом не может быть никаких сомнений, потому что как толь­ко немецкую часть вывели из Коммунара и отправили на передовую, этот солдат сразу же дезертировал и прибежал к Ольге Курицыной. Его поймали и вернули на позиции. Тогда он убежал к ней во второй раз. Немецкие командиры прекрасно знали, что их подчиненный бегает к женщине, чей муж воюет в Красной Армии. Солдата предупредили, что если подобное повторится, он будет предан » военно-полевому суду. Но немца это не остановило. Он убежал вновь. К этому време­ни Ольга Курицына уже была от него беременна.

В тот последний вечер зимой 1942 года Ольга сидела со своим любимым, пела и играла для него на гитаре. Потом стала укладывать спать сына Валю. Она сказала ему на про­щанье: «Сыночек, прости меня, я ничего не могу сделать, я не знаю, как мне дальше посту­пить». Пожелала мальчику спокойной ночи и вернулась к столу.

Валя Курицын проснулся от грохота. В комнате пахло поро­ховой гарью. Мать лежала в крови на полу. Потом на его глазах немец выстрелил в себя. Когда в комнату прибежала ба­бушка, мальчик стоял в своей
детской кроватке и плакал.

Немцы похоронили своего солдата не на воинском кладби­ще, а возле обочины дороги. Вместо креста воткнули в зем­лю табличку с надписью: «По­гиб из-за русской б…».

Музыкант духового оркестра Алексей Курицын прошел всю войну. Весной 45-го собрался возвращаться домой. Но в этот момент получил из Коммунара письмо. Кто-то написал ему обо всем. И Алексей в Коммунар не поехал. Остался в армии. Слу­жил в Финляндии, потом пере­брался в Эстонию и женился там на эстонке.

Раньше историю о том, как Ольга Курицына и немецкий солдат убили друг друга из-за любви, знали все жители Ком­мунара. Потом стали понемно­гу забывать. И теперь мало кто вспомнит о том, что случилось в этом поселке почти 80 лет назад.

Вале Курицыну, на глазах которого произошла эта драма, — в детстве здорово достава­лось от сверстников. Потом он окончил в Питере море­ходку, ходил в море. Но в конце концов уехал в Эсто­нию к отцу и получил там гражданство. То, что случи­лось зимой 42-го, не застави­ло его думать плохо о матери. Как рассказывают некогда близкие к нему люди, он очень любил ее, никогда не осуждал и даже посвятил ей поэму в стихах. И еще не мог спокойно слушать романс «Ночь светла…»

«В эту ночь, при луне
На чужой стороне,
Милый друг, нежный друг,
Помни ты обо мне.»

Валя Курицын
На глазах этого мальчика, Вали Курицына, его мать и немецкий солдат, влюбленные друг в друга, покончили жизнь самоубийством.

Владлен Чертинов
Фото из семейных архивов и военной фотохроники

Статья из газеты «Комсомольская правда» в Петербурге» от 17 октября 1997 года
Война — территория любви-2
Печальная судьба маленького сына советской женщины и немецкого фельдфебеля.
рекомендую

Сегодня на Западе много пишут про «изнасилованную Германию». А между тем немки во время войны, даже самые порядочные, сами отдавались советским солдатам и офицерам за одну шоколадку или одну сигарету. Об этом и многом другом рассказал военный переводчик Вениамин Якубовский, участвовавший в 1945 году в процедурах дележа военных трофеев побежденной Германии странами-союзницами.

Текст «Счастливчик Веня» будет опубликован позднее.

Твой дом — тюрьма-2
Как я по заданию редакции на зоне сидел
рекомендую
ТОП
Новое в моем блоге
Мои книги
Previous slide
Next slide

Война — территория любви

На войне женщины влюбляются не только в своих

Война - территория любви
Если в одном сравнительно небольшом населенном пункте отыскались сразу три таких душераздирающих истории, то можно представить, сколько их в реальности вокруг нас. Историй любви. Не обязательно между людьми разных национальностей. А просто историй любви. Трагических, несбывшихся, красивых. Часто достойных пера Шекспира, Бунина, Достоевского. Но так и не проявленных. Они так и уходят в лету вместе с их участниками. А жаль. Но это и урок журналистам, а больше писателям. Вокруг нас течет, бушует настоящая жизнь. Ищите, фиксируйте ее проявления. А не плодите вымороченных, суррогатных героев, не описывайте высосанные из пальца суррогатные отношения. Не придумывайте то, чего нет. Не прячьте за вычурностью формы нищету содержания. Ищущий да обрящет.
Война есть война. На ней не только убивают и ненавидят, но и любят. И случается, что любят не только своих. В годы второй миро­вой войны у солдат вермахта не считалось большим грехом пода­рить не арийской женщине арий­ского ребенка. Советские воины на территории Германии тоже не всегда вели себя как джентльме­ны. Если русских женщин во вре­мя оккупации чаще всего пресле­довал страх, что их убьют или от­правят в концлагерь, то немки больше всего боялись быть изна­силованными. Полагают, что при штурме Берлина насилию подверг­лась каждая вторая жительница этого города, и до сих пор многие немцы, родившиеся в конце 45-го — начале 46-го годов терзаются сомнениями, не был ли их папа русским.

Но случались и другие любов­ные истории. Немецкий режиссер Норберт Люциус, автор докумен­тального фильма с красноречи­вым названием «Война и любовь» утверждает, что в то время нема­ло немок заводили романы с рус­скими. И это были настоящие бес­корыстные любовные увлечения, потому что советские солдаты и офицеры в отличие от американ­цев и англичан не имели возмож­ности дарить своим немецким по­другам подарки. А влюблялись ли русские женщины в чужих солдат? Конечно, влюблялись. Еще недав­но эти истории любви не могли по­явиться на страницах печати по этическим и идеологическим при­чинам. И совершенно напрасно. На наш взгляд, некоторые из них стоят того, чтобы быть рассказан­ными нашим читателям.

Все истории записаны со слов непосредственных участников тех далеких событий или их близ­ких родственников. Записаны в Ленинградской области — в одном единственном поселке Комму­нар. А сколько таких поселков по всей России.

История первая: Любить по-французски

Генрих Жирардет и Сашенька Кашперова
До самой смерти французский солдат Генрих Жирардет писал письма своей первой любви Сашеньке Кашперовой

Саша Кашперова и Генрих Жирардет познакомились в плену. 16-летнюю Сашу немцы вывезли из Коммунара в 1941 году. Сначала поместили в концла­герь на территории Польши, а спустя два года через биржу труда продали в Восточ­ную Пруссию немецкому землевладель­цу. У того в доме уже работали несколько пленных. Среди них 27-летний француз­ский солдат Жирардет. Был он черный, как жук, хорошо разбирался в технике, знал немецкий, итальянский и польский языки. Ну а как увидел Сашеньку Кашперову, взялся еще и за русский. Выучил его за три месяца, и с тех пор девушке прохода не давал. Все рассказывал ей про Францию, а она ему, разумеется, про Рос­сию. И от этих разговоров в 1944 году ро­дился у них мальчик по имени Витя. Ген­рих у Сашеньки был первым мужчиной, а она у него — первой женщиной. Молодые люди хотели пожениться. Но немецкий священник не стал венчать католика и православную.

В марте 1945 года в Восточную Прус­сию вошли советские войска, и вопрос о венчании отпал сам собой. Пленных осво­бодили. Предлагал Генрих Саше ехать во Францию, но советская девушка наотрез отказалась жить в капиталистической стране. Тогда француз отправился с ней и девятимесячным сыном в Россию. Быв­шим пленным разрешили поселиться в Ярославской области. Генрих устроился на работу в МТС, но сразу же заболел вос­палением легких и слег. Он был почти при смерти, когда Александра от отчая­ния посадила любимого на поезд до Моск­вы, наказала ему по приезде обратиться к первому же милиционеру, чтобы тот по­мог устроиться в какую-нибудь больни­цу.

До Москвы Генрих Жирардет не до­ехал. Сначала получила Саша от него письмо из больницы в Коломне. А спустя месяцев пять еще одно письмо… из Фран­ции. Советские власти отправили француза домой.

Стала Александра Кашперова ездить по инстанциям, хлопотать, чтобы ей с сы­ном разрешили уехать во Францию. Об этом же ходатайствовало французское посольство в Москве. Но на все просьбы был получен отказ. Так и осталась Саша жить в СССР, а Генрих — во Франции.

Через несколько лет у обоих возникли новые семьи. Но до самой смерти отец де­вятерых детей Генрих Жирардет писал на ломаном русском нежные письма сво­ей милой Сашеньке.

Когда Вите Кашперову исполнилось 15 лет, отец, уплатив огромную пошлину, прислал ему из Франции автомобиль. Но машину юноше не отдали, куда она исчезла по дороге из Безансона в Ленин­град, осталось загадкой. Отец и сын так никогда и не встретились. А вот с Сашей Генриху еще разок свидеться довелось.

В 1976 году Жирардет вместе со стар­шей дочерью на два дня приезжал по тур­путевке в Москву. Александра взяла от­пуск у себя на работе и примчалась в сто­лицу. В гостинице «Россия», где остано­вился Генрих, какие-то люди устроили ей настоящий допрос. Даже в Питер на Ли­тейный звонили. Но номер комнаты Жи­рардета сообщить отказались. С большим трудом «через одну хорошую уборщицу» Саша все-таки выяснила, где обитают французы. Целый день ждала, пока те вернутся с экскурсии. И наконец увидала. С другого конца коридора к ней спешил пожилой лысый плачущий чело­век — дурная постаревшая копия того, с кем когда-то они были вместе целых два года.

Проговорили лишь час, и Генриху с дочкой нужно было уже уезжать. Саша проводила их в аэропорт и поехала домой в Ленинград. А из Франции ей все шли и шли письма. Их скопилось немало. Алек­сандра Кашперова работала заведующей магазином и хранила эти письма в одной из кладовок. Как-то раз на них случайно наткнулся муж Владимир. Начал ревно­вать, и семья вскоре распалась.

Последнее письмо пришло в 1988 году. В нем лежала газетная вырезка. «Умер патриот Франции». В статье под таким заголовком сообщалось о скоропостиж­ной кончине — прямо в поле на тракторе — 72-летнего Генриха Жирардета. Среди прочей информации о покойном на стра­ницах французской газеты была расска­зана история о том, как давным-давно он очень хотел вывезти из России жену и ре­бенка. Хотел, да не вывез.

Виктор Кашперов сейчас летает коман­диром корабля на ТУ-154, а Александра Павловна живет в Сосновом Бору. В по­следнее время она много болеет и совсем не выходит из дома. Рассказывая о той единственной встрече с Жирардетом в Москве, эта женщина не смогла сдержать слез. Но на вопрос: «Вы сильно любили его?» неожиданно ответила: «А вы знаете, ведь особой любви-то и не было». И как бы в доказательство отсутствия всяких чувств отдала мне одно из пожелтевших писем француза. По случайности оказа­лось оно именно тем письмом, которое Генрих Жирардет прислал Саше Кашперовой сразу после встречи в Москве. Есть в нем такие строчки: «Я все время ишо те­бя видеть перед глазами. Но как быстро прошло ето время. Я жду кажде динь письмо. Мой серее ощинь болно. Как я вам лублу. Навсехда.»

История вторая: «Я была патриоткой Родины»

Учительница Таня Поворова
Учительнице Тане Поворовой влюбленный австриец всю жизнь поломал
Таня Поворова была девушкой пра­вильной и начитанной. Работала в школе учительницей, считала себя патриоткой Родины и стихи многих советских поэтов знала наизусть. Ее брат Сергей жил в Москве, сестра Зина — в Ленинграде. Брат занимал ответственную должность мини­стра бумажной промышленности СССР, сестра, бывшая секретная машинистка в партизанском отряде, работала инструк­тором райкома партии. Таня же прожи­вала в небольшом поселке, потому что «брат, очень строгий и честный был, ска­зал: «Люди и на селе нужны». Здесь-то на селе и случилась история, круто изменившая жизнь и брата, и сестры, и самой Тани.

Шел 1946 год. И ничто не предвещало беды. Особенно красивой Татьяна себя не считала, «свеженькая просто была, да и все». К тому же одеваться старалась мод­но. Но воздыхателей у 25-летней образо­ванной девушки в сельской местности было немало. Среди них — Яков Михайло­вич Сокол, начальник крупного лагеря немецких военнопленных. Яков Михай­лович называл Таню «панночкой». Гово­рил: «Танечка, я вас не люблю — я вас обо­жаю. А обожать — это больше чем лю­бить». Сокол приглашал девушку в клуб на концерты, которые давали пленные немцы, захаживал к ней в гости. Но пред­ложения не делал. Потому что не мог. Во-первых, был Яков Михайлович женат, и где-то в Эстонии у него находилась семья. Во-вторых, однажды признался, что в войну после одной из бомбежек сде­лался несостоятелен как мужчина и с тех пор лечился от полового бессилия.

Нередко во время встреч с Таней Пово­ровой Сокола вызывали в штаб. За на­чальником лагеря приходил переводчик-австриец из пленных. Звали его Клеменс Крачман. Было ему 27 лет. Австриец доб­ровольно сдался советским войскам и по­этому получил разрешение свободно хо­дить по поселку.

«Он хороший был человек, мягкий. Мы с ним понимали друг друга», — такими словами вспоминает его 76-летняя ба­бушка Таня. Именно этот австриец завла­дел ее сердцем в далеком 46-м. Но не сразу, а после длительного ухаживания. «Иду за водой или еще куда-нибудь, глядь — он навстречу. — рассказывает ста­рушка и обязательно добавляет, — ника­ких близких отношений у нас не было. Так, разговаривали просто».

Звал влюбленный австрийский солдат девушку с собой за границу, предлагал выйти за него замуж, но получил отказ: «Потому что я заграницу эту, вы уж прос­тите меня, ненавижу. Он, хоть за мной ухаживал, стремился, но я сразу сказала: «Клеменс, с Родины никуда, не нужна мне ваша прекрасная жизнь».

Тогда австриец решил сам остаться в России. Написал письмо Сталину: так мол и так — я люблю русскую учительни­цу и хочу жить в Советском Союзе. Но ответа не дождался. Ответ получила Та­тьяна.

В феврале 1947 года за учительницей пришли из НКВД. В тюрьме девушку би­ли, заставляли часами смотреть на ка­кой-то прожектор, требовали дать пока­зания на… брата-министра. Началось «ленинградское дело», а Сергей Поворов был выдвиженцем из Ленинграда. Те­перь ему пытались пришить связь с нем­цами и австрийцами через сестру.

После долгих допросов у Тани «высох» глаз, появилась опухоль на «женской железе» и детей она теперь иметь не могла. Но брата своего Татьяна следова­телям не сдала. Того даже не посадили, а просто сняли с должности — через два го­да он умер от разрыва сердца. Таню вы­слали в глухую деревню. А Клеменса Крачмана отправили в Австрию. Его письма, адрес и фотографии уничтожи­ла сестра Зина «от греха подальше». Вот собственно и все.

Потом Таня Поворова вступила в партию, была депутатом. Но замуж так и не вышла, хотя звали не раз. Почему? «А не любила никого. Чего людей зря обма­нывать». Только на склоне лет пошла Та­тьяна жить к пожилому одинокому инва­лиду, который ухаживал за ней почти 20 лет. Пожалела его, как когда-то Якова Михайловича Сокола, и «попала в руки нехорошие ради своей доброты. Ему, ин­валиду, кто-то наболтал про Клеменса. Теперь, когда выпьет, может сказать грубое слово или драться начнет».

Ну а что же австриец? Вспоминает ли бабушка о своей первой любви? «Чего теперь, сыночка, об этом говорить. 50 лет прошло. Он, наверное, уже умер. Жизнь прошла, и хорошего в ней было мало. Значит, не судьба.»

Последнюю фразу бабушка Таня в на­шем с ней разговоре произнесла несколь­ко раз. Давно простила она и тех следова­телей из НКВД, что пустили когда-то ее жизнь под откос. «Господь с ними! Не ос­талось уже на них ненависти», — сказала на прощанье сгорбленная старушка в штопаной ветхой одежде и пошла назад в дом воевать со своим пьяным и злым ин­валидом.

История третья: «Ночь светла...»

«Ночь светла. Над рекой тихо светит луна. И блестит сереб­ром голубая волна…» — этот ро­манс был очень популярен пе­ред войной. Сердца многих де­вушек размягчались, стоило им заслышать пластинку с голо­сом Изабеллы Юрьевой. «Под луной расцвели голубые цветы. Они в сердце моем пробудили мечты». Вот и на сердце жи­тельницы поселка Коммунар Ольги Курицыной было неспо­койно. Говорят, для этого насе­ленного пункта она была очень необычной, талантливой жен­щиной. Хорошо играла на гита­ре и пела. А романс «Ночь свет­ла…» исполняла чаще всего. Ее муж Алексей был музыкантом в духовом оркестре, а сыну Ва­лечке исполнилось четыре го­да, когда началась война. Алек­сей Курицын ушел на фронт, а в Коммунар пришли немцы.

Теперь трудно вспомнить, как все произошло в действительности, но рассказывают, что с тем немецким солдатом Ольга познакомилась в клубе: то ли она что-то пела там под гитару, то ли сами немцы давали концерт. Но так случи­лось, что 25-летняя советская женщина и солдат вражеской армии полюбили друг друга. В этом не может быть никаких сомнений, потому что как толь­ко немецкую часть вывели из Коммунара и отправили на передовую, этот солдат сразу же дезертировал и прибежал к Ольге Курицыной. Его поймали и вернули на позиции. Тогда он убежал к ней во второй раз. Немецкие командиры прекрасно знали, что их подчиненный бегает к женщине, чей муж воюет в Красной Армии. Солдата предупредили, что если подобное повторится, он будет предан » военно-полевому суду. Но немца это не остановило. Он убежал вновь. К этому време­ни Ольга Курицына уже была от него беременна.

В тот последний вечер зимой 1942 года Ольга сидела со своим любимым, пела и играла для него на гитаре. Потом стала укладывать спать сына Валю. Она сказала ему на про­щанье: «Сыночек, прости меня, я ничего не могу сделать, я не знаю, как мне дальше посту­пить». Пожелала мальчику спокойной ночи и вернулась к столу.

Валя Курицын проснулся от грохота. В комнате пахло поро­ховой гарью. Мать лежала в крови на полу. Потом на его глазах немец выстрелил в себя. Когда в комнату прибежала ба­бушка, мальчик стоял в своей
детской кроватке и плакал.
Немцы похоронили своего солдата не на воинском кладби­ще, а возле обочины дороги. Вместо креста воткнули в зем­лю табличку с надписью: «По­гиб из-за русской б…».

Музыкант духового оркестра Алексей Курицын прошел всю войну. Весной 45-го собрался возвращаться домой. Но в этот момент получил из Коммунара письмо. Кто-то написал ему обо всем. И Алексей в Коммунар не поехал. Остался в армии. Слу­жил в Финляндии, потом пере­брался в Эстонию и женился там на эстонке.

Раньше историю о том, как Ольга Курицына и немецкий солдат убили друг друга из-за любви, знали все жители Ком­мунара. Потом стали понемно­гу забывать. И теперь мало кто вспомнит о том, что случилось в этом поселке почти 80 лет назад.

Вале Курицыну, на глазах которого произошла эта драма, — в детстве здорово достава­лось от сверстников. Потом он окончил в Питере море­ходку, ходил в море. Но в конце концов уехал в Эсто­нию к отцу и получил там гражданство. То, что случи­лось зимой 42-го, не застави­ло его думать плохо о матери. Как рассказывают некогда близкие к нему люди, он очень любил ее, никогда не осуждал и даже посвятил ей поэму в стихах. И еще не мог спокойно слушать романс «Ночь светла…»

«В эту ночь, при луне
На чужой стороне,
Милый друг, нежный друг,
Помни ты обо мне.»

Валя Курицын
На глазах этого мальчика, Вали Курицына, его мать и немецкий солдат, влюбленные друг в друга, покончили жизнь самоубийством.

Владлен Чертинов
Фото из семейных архивов и военной фотохроники

Статья из газеты «Комсомольская правда» в Петербурге» от 17 октября 1997 года
Война — территория любви-2
Печальная судьба маленького сына советской женщины и немецкого фельдфебеля.
рекомендую

Сегодня на Западе много пишут про «изнасилованную Германию». А между тем немки во время войны, даже самые порядочные, сами отдавались советским солдатам и офицерам за одну шоколадку или одну сигарету. Об этом и многом другом рассказал военный переводчик Вениамин Якубовский, участвовавший в 1945 году в процедурах дележа военных трофеев побежденной Германии странами-союзницами. 

Текст «Счастливчик Веня» будет опубликован позднее.

Твой дом — тюрьма-2
Как я по заданию редакции на зоне сидел
рекомендую
ТОП
Новое в моем блоге
Мои книги
Previous slide
Next slide

Мой сайт использует файлы cookie для того чтобы вам было приятнее находиться на нем