Автор «Легенд Невского проспекта» и «Приключений майора Звягина» неожиданно для многих стал «пророком в своем Отечестве». Написал фундаментальный труд о переустройстве России «Последний великий шанс». Ради спасения страны он предлагает немедленно превратить ее в своеобразный Ноев ковчег — ввести диктатуру, перераспределить собственность, повесить олигархов и часть чиновников. Однако нельзя не признать, скандалист Веллер в этом произведении назвал многие вещи своими именами. Несмотря на всю одиозность книги ее активно раскупают в Госдуме. А недавно автора даже пригласили выступить в Управлении Внутренних войск. На днях Михаил Веллер приезжал в родной Питер и поделился с нашим корреспондентом болью за Россию.
— Чего это вы вдруг решили написать такую книгу? По официальным данным, экономика в стране на подъеме, число бедных уменьшается, ВВП растет, а полки супермаркетов полны. Откуда у вас взялось это предчувствие апокалипсиса?
— Эта книга начала возникать во мне в сентябре прошлого года, после Беслана. А писать я начал уже в марте, когда до меня вдруг дошло, почему наш Стабилизационный фонд находится в Америке. Вдумайтесь! Мы изо всех сил стараемся привлечь иностранные инвестиции. Но свои собственные огромные средства — этот самый Стабилизационный фонд и валютный резерв в 150 миллиардов долларов — почему-то инвестируем не в свою экономику, а в американскую! Зачем тогда вообще продавать нефть за границу, если деньги от ее продажи не нужны и все равно остаются у покупателя за границей! Подобная экономическая политика в корне противоречит интересам народа и ведет к гибели страны, она должна быть резко изменена любыми средствами.
— Перед Февральской революцией 1917 года многие политики, оценивая деятельность царского правительства, задавались одним и тем же вопросом: что это — глупость или измена? Как бы вы ответили на него применительно к Стабилизационному фонду?
— Невозможно провести грань, за которой глупость становится изменой, а следование своим личным интересам или интересам своей фирмы — антинародной и антигосударственной деятельностью. Я знаю либералов, которые искренне считают, что ситуация со Стабфондом продиктована законами рынка, а рынок — это благо. Я знаю и других людей, которые полагают, что все это заговор транснациональных корпораций, которые нанимают агентов внутри России и руками этих агентов уничтожают страну. Я думаю, истина лежит посередине. Люди преследуют свои интересы, и после какого-то момента это их следование заслуживает виселицы.
— Но курс на Запад — стратегический курс нашего государства. Мы же стремимся в единую Европу (на тот момент в 2005 году еще стремились -В. Ч.).
— Европа загнивает на глазах. Эта цивилизация кончается. Коренное население европейских стран сокращается, вытесняется другими расами, теряет свою энергичность. Европейцы перестали совершать подвиги, они боятся убивать и умирать. Там уже не существует нормальной человеческой морали — представлений о доблести, долге, чести. И в результате дюжина пацанов с ножиками для разрезания бумаги захватывает пассажирские самолеты и ввергает в панику сильнейшее и богатейшее государство мира. Вот что происходит сегодня с евроатлантической цивилизацией. Европа уже вошла в тяжелейший кризис, из которого вряд ли сможет выйти. И нам торопиться к той помойке, в которую она превратится через несколько десятилетий, нет никакого смысла. Европейцы до этого своего конца на помойке хоть успели сладко, вкусно, интересно пожить. А мы что? Поэтому нам и нужно отруливать в сторону. И руководствоваться традиционными человеческими ценностями, которые были всегда, во все эпохи, у всех здоровых народов. Они сводятся к тому, что убийца висит, вор сидит, хорошо трудящийся живет хорошо, плохо трудящийся — плохо.
— Но у нас ситуация разве иная, чем в Европе? Российские территории так же активно заселяются пришлым элементом. Отворачивай не отворачивай — будет то же самое.
— Если все будет идти так, как идет, то да. Но я полагаю, если страна называется Россия, то представители других народов, приезжая сюда, должны жить по нашему уставу. Если они, оказавшись в Ленинграде, становятся ленинградцами и не отравляют жизнь другим, то будь проклят тот, кто хочет их выселить или убить только на том основании, что они — из Таджикистана или Азербайджана. Но если приезжий, живя здесь, настаивает на своих привычках и обычаях, то я против категорически. Когда я прохожу через Апраксин двор и слышу льстиво-наглые зазывания торговцев, мне становится глубоко противно. И возникает желание депортировать их туда, откуда они явились. Потому что они искажают лицо европейского города. Здесь не Азия.
— Эдак вас, по нынешним временам, в скинхеды запишут.
— Я считаю, убийцы таджикской девочки заслуживают смерти. Но я считаю также, что чиновники и милиционеры, принимающие мзду от больших землячеств мигрантов из Азии, благодаря чему эти ребята живут здесь как хотят, не считаясь с коренным населением, заслуживают не менее сурового наказания. Миллионы русских, брошенных в Средней Азии, хотят и не могут вернуться в Россию, потому что всякая мелкая чиновная сволочь соображает, сколько соков можно из них отсосать. Вы думаете, эту проблему можно решить демократическим путем? Это решается только показательным повешением.
— Большая часть грядущих бед России связана с проблемой рождаемости. Как вы предлагаете ее разрешить?
— Ужас в том, что если людям добавить денег для рождения и воспитания детей, то рождаемость практически не поднимется. В самых развитых странах Европы у коренных народов она низкая, а в самых нищих странах Африки и Азии — высокая. Дело не в деньгах, а в ценностных приоритетах. Когда людям внушают, что главное в жизни — иметь и делать все, что хочется, когда гомосексуальный брак приравнивается к традиционному и пороков больше не существует, то падение рождаемости — всего лишь один из аспектов такого гибельного образа жизни. Эта проблема решается только двумя вещами. Сначала нужна смена всей идеологии. И только потом — повышение материального уровня населения. Идеология — не пустые слова. Если люди будут знать, что много детей — это очень хорошо, а мало детей — очень плохо, то у них будет много детей. А если они будут продолжать думать, что гораздо важнее иметь всякие свободы и много всяких хороших вещей, то детей не будет.
— Потому-то вы и предлагаете ввести в стране диктатуру? Так можно будет доходчивее разъяснять важные истины?
— Если человек болен, его надо вылечить. Лечение назначает врач, и порой оно бывает суровым и неприятным. Вот такой период лечения, после которого можно будет перейти к нормальной жизни, то есть к демократической форме общежития и управления, мне видится в диктатуре. Я говорю не о диктатуре пролетариата или диктатуре Муссолини, а о диктатуре в древнеримском понимании этого слова. В Риме она вводилась сенатом по представлению народного собрания на определенный срок, кандидатура диктатора обсуждалась, а круг его полномочий был совершенно четко очерчен. Когда нет ни времени, ни возможности решать все вопросы методами демократическими (потому что они не работают в экстремальных ситуациях), тогда эти задачи решаются жесткими волевыми методами диктатуры.
— Самая одиозная часть книги — ваши предложения по территориальному переустройству России. Вы предлагаете силой взять те территории, население которых нам симпатизирует, — Абхазию, левобережную Украину, но в то же время отдать за деньги, например, Приморье, Сахалин тем, кто на них претендует. Но тогда этот ваш Ноев ковчег под названием «Россия» будет пылать внутри и снаружи. С одной частью такого передела не примирятся Украина, Грузия, Запад, а с другой — наше собственное население.
— Мудрость состоит в том, чтобы следовать на шаг впереди пинка судьбы. Если бы мы могли создать цветущие Курилы и Калининградскую область, мне никогда не пришло бы в голову предлагать их отдать. Но мы имеем территории, которые в условиях уменьшения населения и продолжающейся тенденции к развалу уходят от нас на глазах. Зачем ждать, пока они уйдут без пользы? Ты видишь — края крошатся. Отдай края, чтобы была сильная середина.
— Вы говорите о том, что Петербург — единственный европейский город в России, а города влияют на мозги людей, которые в них живут. И чем больше было бы у нас таких европейских городов, тем меньше было бы проблем?
— Во всяком случае, проблемы были бы другие. Петербург — это красиво и правильно организованное пространство вокруг человека. То, среди чего ты живешь, на тебя влияет неизбежно. Человек, который полжизни прожил в Петербурге, даже если он пьяница, иначе видит окружающий мир. В среднем питерцы все-таки душевнее, разумнее и интеллигентнее остальных россиян.
— Но там наверху, в Кремле, сегодня сидят наши с вами земляки. Однако вам почему-то не нравится, как они руководят страной…
— Сегодня у власти — питерские. Если бы были краснодарские или барнаульские, подозреваю, все было бы то же самое, но гораздо хуже. Когда объявляется конкурс на должность палача и на нее придут наниматься садист и гуманист, разница между ними будет невелика, ибо любой из них все равно будет вешать и рубить головы. Кто бы сегодня ни пришел к власти, все равно будет делать то, что вытекает из политико-экономической ситуации в стране. А она плохая и чудовищно несправедливая.
— Вопросы справедливости — краеугольный камень вашей книги. Вы требуете заново перераспределить собственность — отобрать награбленное! Вы часом не коммунист?
— Собственность, захваченная обманом и созданная своим трудом, — две абсолютно разные вещи. Демидов, пусть со взятками и жестокими методами, свои заводы на Урале ставил сам, а эти ребята, которые в наше время захватили нефть и никель, — ничего не ставили. Не они создали, осваивали, поднимали эти предприятия и месторождения. Они даже не вывели их на более высокий уровень. Зато отсасывают из них теперь львиную долю, а три четверти населения чувствуют себя несправедливо опущенными. Почему эта собственность должна им принадлежать? Они сильно заблуждаются, думая, что народ простит им их воровство.
Уже через месяц после интервью с Михаилом Веллером будто в подтверждение его слов о том, что Европа превращается в помойку, начались мигрантские беспорядки во Франции. Это дало повод снова связаться с Михаилом Иосифовичем. И взять у него комментарий по горячим следам для Фонтанки.ру. А через год Веллер опять приезжал в Питер, и я снова с ни побеседовал. Во время интервью были зафиксированы два новых момента — смена акцентов в национальной политике и начало политического застоя в стране.
