Это интервью у покойного мэтра кино взял покойный мэтр журналистики Михаил Садчиков. Он реально был мегазвездой в середине 1980-х годов. Когда я в 1984 году приехал в Питер, работал авиатехником в аэропорту Пулково и жил в общаге в авиагородке, помню, все соседи — молодые ребята — ждали выхода каждого номера газеты «Смена» в надежде, что там чего-нибудь написал Садчиков. Они знали фамилию только одного журналиста. В те времена комсомольской и партийной печати Садчиков здорово выделялся на общем фоне. Во-первых, писал о музыкантах, в том числе о рокерах, которых тогда еще не особенно признавали. Во-вторых, делал это увлекательно, остро, иногда даже скандально.
Потом, в 90-е, когда скандалов и остроты в нашу жизнь пришло очень много, Миша, на общем фоне, пожалуй стал даже несколько мягковат и политкорректен. Весь опутанный неформальными связями со звездами рока и шоу-бизнеса, он уже не хотел лишний раз тексты свои обострять. Приходилось на это его уговаривать. Мы работали с ним и в «Смене», и немножко в «Вашем тайном советнике». В тех местах интервью, где его собеседник вдруг выруливал на какую-то скандальную тему и надо было ее чуть-чуть раскрутить, а его чуть-чуть додавить, Миша, наоборот, журналистскую хватку свою ослаблял, а тему сворачивал. Я все еще по привычке продолжал заниматься журналистикой, а Миша уже пытался ходить по грани — между журналистикой и пиаром. Вернее, он, в отличие от меня, пытался заниматься журналистикой будущего, а я застрял в прошлом.
Сейчас журналистика почти целиком превратилась в пиар. Ну или как сегодня модно говорить, нативную рекламу. Посмотрите на предложения вакансий по нашей профессии. Везде требуются по сути журналисты-продажники. Те, которые будут писать тексты, позволяющие что-то продать. Вероятно, в обществе потребления только такая пограничная журналистика и возможна. А все остальное обречено на коммерческую неудачу. Мир меняется. И это касается не только журналистики, но, например, и кинематографа. Именно этим мэтр журналистики Михаил Садчиков закончил интервью с мэтром кино Алексеем Балабановым. Хотя, на мой старомодный вкус, Миша и здесь собеседника чуть-чуть не додавил))
— Алексей Октябринович, обычно вы снимаете картины по своим сценариям… Почему же в этот раз взялись за сценарий Сергея Бодрова, который тот когда-то написал по мотивам ранних рассказов Михаила Булгакова?
— Мы с Сережей были близкими друзьями (Бодров-младший снимался в фильмах Балабанова «Брат» и «Брат-2». — Прим. авт.), и я был рад возможности продолжить в «Морфie» его работу. Он много сил положил на этот сценарий, структуру придумал, сам мечтал поставить, но не случилось… Конечно, если бы снимал он, фильм был бы иным (Балабанов многое изменил, например, финал. — Прим. авт.).
— Балабанова давно упрекают в увлечении натурализмом. Вот и в новой картине столько подробностей операций, уколов, столько крови, слюны, туалетных сцен…
— Мы пытались сделать все максимально достоверно, согласно обстоятельствам, описанным Булгаковым. Приглашали консультантов-хирургов: так, ампутацию в одном из эпизодов делал своими руками хирург, а не артист.
— Ваши фильмы всегда вызывают неоднозначную реакцию. Это началось еще с картины «Про уродов и людей»…
— Мы с моим другом и продюсером Сергеем Сельяновым часто вспоминаем премьеру «Про уродов и людей» на «Кинотавре» в Сочи в 1998 году. Тогда не принято было закатывать фуршеты с купеческим размахом, а полагалось на пляже накрыть «полянку» на три столика: подходите, коллеги и друзья по цеху, выпить, закусить, обменяться мнениями в неформальной обстановке… Мы накрыли «полянку», сидим, ждем, когда после фильма коллеги подтянутся, что-то скажут, поздравят или пожурят, закусят, выпьют за премьеру. Сеанс окончился, смотрим — идут коллеги, но к нам не поворачивают. Сталкиваемся глазами, в них — ужас. Тут Сельянов мудро предположил:
«Друзья, нам, похоже, не светит ничего. Не ошибусь, если нас тут считают уродами!» Сережа Маковецкий, исполнитель главной роли, пытался с кем-то поговорить, но никто к нам не подошел. Невероятный случай в истории «Кинотавра»!
Однако мы были счастливы и веселы. Мы-то знали: фильм получился. В итоге Александр Митта вручил спецприз со словами: «Вот самый крутой режиссер!»
А потом мы в Канн с «Людьми и уродами» отправились. К радости Маковецкого. А ведь когда он впервые прочитал сценарий, долго чесал репу. Тогда я рассмеялся: «Сережа, да мы еще на Каннский фестиваль поедем!» А он об этом мечтал… И когда нас туда позвали, то я припомнил старый разговор. Он был страшно доволен.
— Правда, что Сергей Маковецкий отказался сниматься в вашей картине «Груз 200»?
— Не он один. Женя Миронов испугался, Кира Пирогов — тоже. Друзья… А я для Миронова специально писал роль милиционера.
— А как же устойчивое мнение, что Балабанову даже самые знаменитые актеры не отказывают?! В «Жмурках» была собрана просто коллекция медийных лиц…
— Видите, оказывается, отказывают! В «Жмурках» принцип был такой: собрать большое количество звезд, пусть даже в эпизодах. В «Грузе 200» другой принцип — звезды совсем не обязательны.
— В «Грузе 200» главный герой-злодей — милиционер. Критики пишут, что это некая месть Балабанова милиции, с которой, мол, у него по молодости нередко возникали проблемы…
— Эта картина — «месть» за мою молодость. 1984 год. Я работал ассистентом режиссера на Свердловской киностудии, много ездил по стране, встречался с самыми разными людьми, они мне рассказывали про жизнь. Я попадал в разные ситуации, имел дело с милицией, но это никакая не месть… А почему милиционер… потому, что тогда так и было. Честно.
— Правда, что вы в детстве были хулиганом?
— Был.
— Стало быть, могли оказаться в местах не столь отдаленных?
— Мог попасть несколько раз реально. В школе дружил с одним парнем — он был просто беспредельщиком, которому нравилось людей бить. Нас в компании было четверо или пятеро. Однажды на фестивале «Весна УПИ» в Свердловске (я тогда в девятом классе учился!) мы две бутылки водки «раскатили» и пошли вразнос. А там рядом Суворовское училище было. Мой друг Леня Федоров наехал на суворовцев, а те ему по голове дали, нос сломали. В отместку другой друг-беспредельщик нашел одного суворовца и чуть не убил в толпе. Если бы нас тогда замели, мало бы не показалось. Еще я в карты играл с бандитами в подвалах. Я из хорошей семьи, но у меня карты были, которые я сам кропил, и все время выигрывал. Представляете, как я боялся! Они ведь все старше меня были.
— А сегодня приходится сталкиваться с милицией?
— Последний раз это было в Москве, на Ленинградском вокзале. Я шел к поезду и попал в историю. Разговаривал с женой по мобильнику, и в этот момент ко мне подошли милиционеры, а я телефон не выключил, и она слышала весь наш диалог. Они забрали у меня деньги, мобильник, потом сдали мой билет (он был в дорогой вагон СВ) и посадили меня к проводнику. Сказали: «Если вякнешь, получишь по полной — мы твой паспорт знаем!»
— Почему вы привлекли внимание людей в погонах? Были навеселе?
— Да нет… Ехал из боулинга, мы пиво пили, но я забыл ботинки и был в тапочках, в которых играют в боулинг. Вот ко мне и привязались. Нет, я был абсолютно нормальный. Все помню. И жена слышала весь разговор… Просто такой у нас беспредел. Тем более я не московский парень, а из Петербурга. Поэтому меня легко опустить…
— Господи, сказали бы, что вы сняли фильм «Брат», да вас бы в ту же секунду отпустили!
— Так я и сказал! Это их очень посмешило: «Ты, козел, „Брат“ снял?!»
— Кого из актеров вы хотели бы снять?
— Рассела Кроу. Мне он очень нравится. Я недавно специально посмотрел все картины с его участием. Мне очень понравился фильм «Скины» — его первая картина, еще австралийская.
— А это реально — снять в российском кино такую дорогостоящую звезду?
— Уже да.
— У каждого режиссера есть незавершенные работы. Увидим ли мы когда-нибудь вашу ленту «Американец»?
— Нет. К сожалению, «Американца» не увидите. Но я уже на грабли один раз наступил…
Там такая история приключилась. Известный американский актер Майкл Бин в заокеанской части картины снялся нормально, а потом, в Норильске, начал пить, а в Иркутске просто заваливался — из кадра выпадал. Нам ничего не оставалось, как уложить его в клинику. Вскоре и родители его приехали, чтобы увезти домой в Америку. Мы потом в Лос-Анджелес ездили на суд. От этого всего такой осадок остался, что уже не хочу возобновлять проект.
— Суд в Америке вы выиграли?
— Выиграли. Но не покрыли расходы.
— В свое время вы сняли честный фильм «Война» о Чечне… Вы следите за тем, что там сегодня происходит, не хотите ли когда-нибудь вернуться к этой теме?
— Я про политику вообще ничего не знаю. Совсем не интересуюсь. Смотрю только кино. И футбол. За «Зенит» болею.
— Неужели новости совсем не смотрите?
— Иногда программу «Время». Не больше…
— Откуда же вы узнаете то, что происходит в обществе?
— Из жизни.
— Но вы не раз говорили, что живете в весьма замкнутом мире…
— Действительно, человек я достаточно изолированный, как говорится, «мордой не торгую». На улицах меня не узнают, и это мне нравится. Когда все-таки узнают, то бывает неудобно. Я каждую неделю хожу в баню — меня там все знают. И главная информация о жизни у меня от тех, с кем там общаюсь. Это обыкновенная баня, но в парилке парятся весьма авторитетные люди. Бизнесмены, богатые и успешные. А в начале 1990-х они прошли все то, что происходило с героями моего фильма «Жмурки». Они знают, что я режиссер, видели мои картины.
— Вы однажды сказали, что пришли к вере не сразу, прочитав сначала Евангелие, потом «Мастера и Маргариту». Этот роман Булгакова никогда не хотели экранизировать?
— Нет, думаю, это невозможно. Мечтаю снять «Камеру обскуру» Набокова, у меня синопсис есть. Но потомки уже десять лет упорно не продают на нее права. Говорят, что русским никогда не позволят снимать! Почему-то именно русских невзлюбили.
— Вы часто говорите, что черпаете сюжеты для сценариев в своей жизни… Что в ней еще не экранизировано?
— Половина моих фильмов — это мой опыт. Я еще не снял про то, как мы оружием торговали. Я два года в армии переводчиком служил. Знаете, как интересно: по странам разным летали, торговали оружием.
— Какое кино вам самому интересно смотреть?
— Лучше, чем «Андрей Рублев», в нашем кино я ничего не видел. Это нетленка. Хотя мне и «Сталкер» нравится, и ранний Мартин Скорсезе, особенно «Таксист». Такое немного любительское кино, странное. Очень понравился фильм Коэнов «Старикам здесь не место».
— Каким вам видится будущее российского кино?
— Новое кино сегодня другое. И зрители другие. Новое поколение пришло. В кино молодежь пошла. А мы — старые. Я уже на обочине…
В «Грузе-200» в роли милиционера-маньяка Балабанов видел Евгения Миронова, но тот отказался. И правильно сделал. О печальной судьбе согласившегося актера Алексея Полуяна читайте здесь.
